Семейные тайны

Сэлингер Кристин

Внизу громко хлопнула тяжелая дверь.

— Опять там прячешься? — окликнул его Кэм.

— Да, развлекаюсь.

— А некоторые приходят сюда трудиться.

Филипп глянул на цифры, пляшущие на экране монитора, и усмехнулся. По мнению Кэма, по-настоящему трудится только тот, у кого в руках инструмент.

— Это все, на что я способен, — пробормотал он и закрыл компьютер, затем сложил на углу стола счета к оплате, сунул в задний карман чеки на зарплату и спустился вниз.

Кэм пристегивал пояс с инструментами. Бейсболка

на его голове сидела задом наперед. Он специально ее так надевал, чтобы в глаза не лезли волосы, сейчас падавшие на его плечи из-под козырька. Филипп увидел, как Кэм снял с руки обручальное кольцо и аккуратно убрал его в передний карман.

Все так же аккуратно, думал Филипп, он вытащит его из кармана по окончании рабочего дня и вновь наденет на палец. С кольцом на руке работать не рекомендуется. Зацепится за что-нибудь, и останешься без пальца. Но почему-то братья никогда не оставляли свои обручальные кольца дома. Интересно, они видят в этом какую-то символику или им просто спокойнее, когда атрибут супружества постоянно при них?

А собственно, ему-то какое дело до супружества с его символикой?

Поскольку Кэм первым добрался до рабочего места, из радио уже гремел бешеный рок, которому Филипп, безусловно, предпочел бы ленивую мелодию блюза. Он тоже стал надевать пояс с инструментами. Кэм смерил его оценивающим взглядом.

— Не ожидал увидеть тебя здесь в такую рань. Да еще таким бодрым и свеженьким. Думал, ты вчера поздно лег спать.

— Не задирайся.

— Да я так, к слову. — Анна уже отчихвостила его за прошлый инцидент с Филиппом. Пристыдила и запретила вмешиваться, сказав, что негоже попирать чувства брата.

Лучше уж получить по морде от Филиппа, чем словесный нагоняй от жены.

— Желаешь побаловаться с ней, дело твое. Дамочка она симпатичная, хотя, на мой взгляд, черствая.

— Ты ее не знаешь.

— А ты уже успел узнать? — Заметив, как вспыхнули глаза брата, Кэм выставил вперед ладонь. — Я просто пытаюсь понять. Сет ведь не останется равнодушным к твоему увлечению.

— Я знаю, что она стремится помочь и делает все от нее зависящее, чтобы Сет остался там, где он должен быть. Насколько я могу догадываться, она росла в чопорной бездушной среде, где все подчинено правилам внешнего этикета.

— В роскоши и богатстве.

— Да. — Филипп направился к груде досок. — Частные школы, личные водители, загородные клубы для избранных, прислуга.

— Вообще-то ей трудно сочувствовать.

— Не думаю, что она ищет сочувствия. — Он поднял доску. — Ты сказал, что хочешь понять ее. Безусловно, определенные блага у нее были. Но что касается теплоты, любви, в этом я сомневаюсь.

Кэм пожал плечами и взялся за другой конец доски, решив, что, работая сообща, они успеют больше.

— Она не производит впечатления несчастной и обездоленной. Скорее хладнокровная, безучастная.

— Сдержанная. Осторожная. — Филипп вспомнил минувший вечер, вспомнил, как она потянулась

к нему. Но это произошло впервые. Единственный раз. Может, Кэм и прав, уныло подумал он.

— По-твоему, только вы с Этаном вправе общаться с женщинами, которые удовлетворяют вас физически и интеллектуально?

— Нет. — Кэм вставил брус в корпус и расправил плечи. В голосе Филиппа он уловил досаду и какую-то необъяснимую тоску. — Нет, не только мы. Я поговорю о ней с Сетом.

— Я сам поговорю.

— Ладно.

— Мне он тоже небезразличен.

— Знаю.

— Раньше было не так. — Филипп вытащил молоток. — Я, в отличие от тебя, не сразу его принял. Но теперь все по-другому.

— И это знаю. — Следующие несколько минут они работали молча. — И все же ты не отказался от него. — Кэм вбил брус на место. — Даже когда не испытывал к нему особой привязанности.

— Я делал это ради отца.

— Мы все делали это ради отца. А теперь делаем ради Сета.

К обеду остов судна был обшит деревом. Обшивка методом гладкой нахлестки — отличительный знак их компании — была трудоемким, нудным и утомительным занятием, требовавшим от корабелов высокого мастерства и взыскательности к собственному труду. Но в результате получалась конструкция особой прочности и добротности.

Кэм, безусловно, из них троих самый искусный плотник, но Филипп считал, что и он постарался на славу.

Да, думал он, разглядывая обшивку, хорошая работа.

— Ты взял что-нибудь на обед? — спросил Кэм, открывая бутылку с водой.

— Нет.

— Черт. Держу пари, Этану-то Грейс, как всегда, навалила с три короба. Жареного цыпленка положила или несколько толстых кусков подрумяненной ветчины.

— У тебя тоже жена есть, — заметил Филипп.

Кэм фыркнул и закатил глаза.

— Ну да, представляю реакцию Анны, если попросить ее заворачивать мне каждый день обеды. Шмякнет меня портфелем по голове и пошла себе на работу. Так, нас двое, — рассудил он. — Можно причислить еще и Этана, особенно если не дать ему опомниться, когда он войдет.

— Давай не будем мудрить. — Филипп порылся в кармане и извлек монету в двадцать пять центов. — Орел или решка?

— Орел. Проигравший бежит в магазин.

Филипп подкинул монету, поймал ее и разжал ладонь. Над ним ухмылялся орлиный клюв.

— Проклятье! Чего тебе?

— Большой бутерброд с мясом, двойную порцию чипсов и шесть галлонов кофе.

— Ну-ну, засоряй свой организм.

— Последний раз, когда я заходил в «Кроуфорд», соевого творога у них не было. Не понимаю, как ты жрешь такую гадость. Рано или поздно все равно ведь умрешь. Так лучше уж сытным бутербродом полакомиться.

— О вкусах не спорят. — Филипп вытащил из кармана чек на зарплату Кэма. — Держи. Только не истрать все в одном месте.

— Ну все, можно выходить на пенсию и перебираться жить в шалаш на Мауи. Этану тоже выписал?