Семибоярщина
Шрифт:
— В воду вас! Убийца! Отравитель! Бог покарал тебя! Ишь, пузо в болоте намочил! Хвастун безмозглый! Хам польский!
Раненый приподнялся в телеге и, почти подле себя увидев двух всадников, закричал что было силы:
— Отравитель! Будь проклят всеми!
Лошади всадников рванулись.
— Кто это? — спросила Маремьяниха.
— Ох, ох! — простонал раненый. — Дмитрий Шуйский да Голицын князь.
Скоро показались стены Можайска. Силантий въехал в город, где все кипело, как в котле. Прибегавшие сеяли панику. Жители с часа
— Где же станем на ночь-то? — простонала Маремьяниха.
— А где? На лошади, — ответил Силантий, — вишь, люди табором стали.
— Не надо! Ворочай вправо. Я укажу, — сказал раненый, — наши тут есть!
Силантий послушно свернул вправо и поехал по указанию воина. Они остановились у низенького домика.
— Сойди да стукни в оконницу, — сказал раненый, — спросят, ответь: «Люди Божии».
Силантий слез и стал стучать в окно.
Скоро растворились ворота, и из них вышел степенный мужик с рыжей бородой.
— Веди во двор! — сказал он Силантию и подошел к телеге. — Ба, — воскликнул он изумленно, — брат Елизар, да еще посеченный? Как так? Али баба в полон взяла?
— Ишь время нашел шутки шутить! — с укором сказала Маремьяниха. — Ты ему лучше выбраться помоги!
— И то, старуха! — согласился рыжий мужик и взял под мышки Елизара.
Елизар вылез, за ним сошла Маремьяниха, и тут же подошел Силантий, справившийся с лошадью. Они вошли в просторную горницу; ее стены были увешаны ружьями, в углу стояли кучами пики и сабли.
— Мать Пресвятая, — шепнула Маремьяниха Силантию. — Смотри, к разбойникам попали. Ох, пропали мы!
— Молчи! — ответил Силантий.
В углу комнаты под образами сидел огромный мужчина в подряснике. Рыжий мужик окликнул его и подозвал к раненому воину, уже лежавшему на лавке.
— Садитесь, садитесь, гости честные! — сказал тот же рыжий мужик, видя, что Силантий с Маремьянихой стоят у порога. — Сейчас хлеба-соли отведаем!
— Благодарим на ласке, — пробурчал Силантий и двинулся к столу, стоявшему в углу; Маремьяниха же осторожно пошла за ним.
А тем временем человек в рясе уже омыл голову раненому и сказал рыжему мужику:
— Пустое дело, даже огневицы не будет. Поди-ка намни хлеба с паутиной да травицу достань.
Мужик бросился исполнять его приказание; скоро голова Елизара, обложенная хлебом с паутиной, была плотно завязана, и он подошел к столу, где сидели Маремьяниха и Силантий. Подле них сел и человек в рясе. Рыжий мужик хлопотал, ходя от печи к столу, и, собирая еду, говорил все время:
— Вот Бог гостей послал, а я один. Сыновья-то под Царево Займище ушли, а хозяйка — на Москву, да там и сгинула.
— Как так? — удивилась Маремьяниха.
— А так, старушечка, ляхи перехватили. Ищу уже два года, следов нет. С Тушина дело считать надоть!
— Ох, с нами крестная сила, — вздохнула Маремьяниха, — вот
— Ну, просим милости! — убрав стол, поклонился гостям рыжий мужик и зажег светец.
Маремьяниха взглянула на лицо раненого воина и вдруг радостно вскрикнула:
— Шиш!
Елизар засмеялся.
— А я, мать, тебя давно признал — тебя и Силантия твоего. Ну, как вам Бог помог? — спросил он и объяснил слушателям, где он познакомился с Маремьянихой.
— Истинно благодетели! — подхватила она. — От поляков отбили! Дорогу указали! Только без толку, милые! — И Маремьяниха, уже успокоенная в своих опасениях, стала рассказывать про неудачу под Смоленском.
Рыжий усмехнулся.
— Нашли где правду искать! У ляха на ляха же!
— А где же искать ее, милые?
— Вот где! — Рыжий схватил со стола нож и грозно взмахнул им.
— А теперь куда же путь держите? — спросил человек в рясе.
— На Москву, к царю Василию.
— Что же, помогай Бог. Только поспешайте, чтобы раньше поляков прийти, — не то, пожалуй, и Василия не будет.
Силантий мрачно засопел, Маремьяниха расплакалась в голос.
— Тсс… что это?
В городе вдруг, несмотря на поздний час, послышался страшный шум.
— Враг пришел! — сказал Елизар.
В это время в окно стукнули и кто-то крикнул:
— Впустите человека Божья!
— Карп! — сказал Елизар. — Мы с ним вместе ходили.
Рыжий пошел отворить ворота. Вошел Карп.
Елизар радостно приветствовал его.
— А где Федька, где Чехвост? — спросил он.
— К Лапше пошли, — ответил Карп.
— А ты как попал?
— С изменщиками!
— Как это?
— А так! — И Карп вдруг с яростью швырнул об пол свой колпак. — Валуев да Елецкий, что в остроге в Царевом Займище сидели, к Жолкевскому пристали и королевичу Владиславу крест целовали!
Гробовая тишина наступила после этих слов — всем стало как-то жутко.
Карп помолчал и продолжал:
— Я-то вперед убег от них, да вот и попал к переднему отряду ляхов. Смотрю, пришли в Можайск, а им и ворота настежь. Хотели, слышь, Дмитрия Шуйского им на руки сдать, да он уж на Москву удрал. Придет Жолкевский и сейчас всех поведет крест королевичу целовать.
— А не будет со мной того! — вдруг крикнул рыжий. — Завтра же наутро к Лапше уйду. А вы, гости дорогие, тут хозяйничайте!
— Да и я с тобой! — сказал человек в рясе. — Я в Рязань, к Ляпунову уйду.
— И я с тобой, и я! — сказали Карп с Елизаром.
— А мы чуть свет на Москву, — заявила Маремьяниха. — Авось раньше ляха поспеем. Эх, где-то теперь моя Олюшка, свет-разлапушка? Сподобит ли нас Господь вызволить ее, голубушку!.. Неужто так и сгинет она у этого ляха-охальника!..
Не знала эта старая преданная нянька, что ее питомица, княжна Ольга, уже давно вырвалась из рук Ходзевича, а затем перенесла опять массу бед, попав в руки другого поляка — Млоцкого!