Семидесятый меридиан

Накаряков Владимир Николаевич

Весь уклад деревенской жизни напоминал времена Мохенджо-Даро. Однако Великий город представлял в далеких веках передовую цивилизацию, а селение Хасан Вахан выглядит в современном мире его антиподом.

Сходство усиливали и многие детали: как и Мохенджо-Даро, деревня была защищена от Инда ограждающей дамбой, а несколько лет назад в одном из соседних селений была найдена модель речной баржи — точная копия тех судов, которые в давние времена приставали к причалам Великого города.

У входа в музей я обратил внимание на картину. Художник изобразил на ней жизнь набережной Мохенджо-Даро в его лучшие дни. С нее и начинается осмотр экспозиции. Великолепной выделкой и бесконечным разнообразием форм отличается найденная при раскопках посуда, изготовленная древними мастерами.

Ее, как правило, украшает богатый растительный или геометрический орнамент. Чаши из бронзы, меди и серебра свидетельствуют о большом искусстве чеканщиков. Мы уже упоминали набор женских украшений — браслетов, подвесок, ожерелий, в том числе из бадахшанского лазурита.

Коллекция оружия не менее красноречиво свидетельствует, что не войны, а мирная торговля была главным занятием жителей Мохенджо-Даро. До сих пор найдены лишь бронзовые кинжалы листовидной формы и наборы каменных и глиняных шариков для метания из пращи. Стражи городского порядка, надо полагать, были вооружены только дубинками.

Появилась возможность проследить и торговые связи. Мохенджо-Даро отправлял в другие города зерно, слоновую кость и многочисленные изделия своих умельцев, а привозил металл, строительный лес, драгоценные камни. При этом использовались как сухопутные, так и морские пути.

Совсем недавно, в 1961 г., на территории Индии был открыт порт Лотхал — современник Хараппы и Мохенджо-Даро. (Интересно, что как и «мохенджо-даро» на синдхи, так и «лотхал» на гуджарати имеют одно значение: холм мертвых). Уникальнейшим сооружением города-порта был сухой док с водным зеркалом площадью 0,8 га, выложенный обожженным кирпичом. От причалов Лотхала начинался путь к островам Бахрейна, а оттуда — к берегам Шумера. Трудно сказать, какие сюрпризы преподнесут дальнейшие раскопки другого древнего порта, Бамбхор, в окрестностях Карачи, знакомство с которым нам еще предстоит.

Украшения из лазурита ясно свидетельствуют о сухопутных связях с севером. Уникальное месторождение «небесного камня», из которого они изготовлены, находится близ Файзабада на территории нынешнего Афганистана. Найдены и другие свидетельства древних торговых путей.

Каракумская экспедиция под руководством известного советского ученого В. М. Масона обнаружила в последние годы на юге Туркмении руины городов — ровесников Мохенджо-Даро. В них найдены предметы и изделия, характерные для позднего периода хараппской культуры, например изображения трехглавого фантастического существа — трекифала. Такие же чудовища часто изображались на стеатитовых печатях хараппцев. Подобную табличку и нашел в 1856 г. А. Каннингам. В витринах музеев Мохенджо-Даро и Ашхабада можно увидеть одинаковые гадальные палочки из слоновой кости, украшенные затейливой резьбой.

Сложнее оказалась проблема расшифровки письменности, начертанной на табличках. Советский ученый Ю. В. Кнорозов, прочитавший письмена майя, сделал попытку применить для разгадки тайны письменности хараппской цивилизации электронно-вычислительную технику, но таблички с изображениями божеств и священных животных продолжали молчать. Пока не найден ключ для прочтения древнего шифра. Впрочем, недавно появилось сообщение, что финским исследователям удалось прочесть 30 символов из 120.

Многое в истории хараппской цивилизации оставляет простор для теорий, гипотез, догадок и полета фантазии. В одном из своих романов индийский писатель Рангея Рагхав пытался воссоздать картину гибели Великого города^[3]. Этот роман, в отличие от чисто фантастических экскурсов в прошлое, опирается на определенные научные данные. Критики сравнивали его с «Последними днями Помпеи» Булвера-Литтона и с «Саламбо» Флобера.

Роман увидел свет в 1948 г. Рангея Рагхав писал его в те дни, когда Индия и Пакистан только что сбросили цепи колониальной зависимости. Автор ратует за республику и демократию, призывает к борьбе против узурпаторов. «Самый большой грех — сделавшись рабом, примириться с этим», — восклицает один из героев, живших в Великом городе. Впрочем, по мнению автора, Мохенджо-Даро обречен. Подобно древнему Риму, он

погибает от богатства, тщеславия, борьбы за власть и интриг.

Любопытно, что одна из героинь романа — танцовщица, пришедшая из страны дравидов. Вполне вероятно, что маленькая статуэтка мисс Мохенджо-Даро стала ее прообразом. Для меня же она обрела имя. Ее зовут Вени.

Автор романа описывает землетрясение и наводнение, которые одновременно обрушились на Великий город и обрекли его на гибель.

«…С ужасным шумом рушились дома, заглушая на мгновения подземный гул. Гремели, сталкиваясь, огромные камни. Стены, колонны — все низвергалось от толчков… Волны смотрели, как молнии избивают черные тучи, и яростно хохотали. Земля содрогалась от тяжких ударов. Великолепные дворцы, веками накопленные богатства исчезали в один миг… Мохенджо-Даро погибал. Теперь бесполезно было взывать к богам. Камни беспощадно губили людей. Земля разверзлась… Казалось, тысячи молотов гневно дробили весь мир».

В самом деле, существует гипотеза, объясняющая гибель Мохенджо Даро резким изменением русла Инда после сильного тектонического сдвига.

В 1964–1965 гг. в одной из частей города были исследованы его ранние слои — раскопки ушли вглубь на 12 м. Поэтому бывшие колодцы стоят сегодня среди кварталов, как обломки заводских труб. Ученые определили четыре периода надстроек. Три из них были однотипными и лишь самый поздний отличает некоторая поспешность: не все кирпичи обожжены и уложены они без прежней тщательности, характерной для более ранних периодов. Это следы последних десятилетий пятивековой жизни города. Потомственные строители не могли утратить вдруг секреты мастерства, передававшегося из поколения в поколение. Поэтому вполне допустима версия, что дома и колодцы неумело достраивали пришельцы, сменившие коренных жителей, погибших или покинувших Мохенджо-Даро.

Американский исследователь Р. Райнес обнаружил в одном из кварталов человеческие скелеты, разбросанные в неестественных позах. Они как бы свидетельствуют о насильственной смерти людей от рук захватчиков.

М. Уилер и С. Пигот — сторонники сходной теории об уничтожении населения древних городов племенами ариев, нахлынувших с севера. Отметим, что во всех этих версиях неизменно присутствует тот или иной «фактор внезапности».

Впрочем, против каждой из теорий выдвигаются вполне аргументированные возражения. Последние исследования американских гидрологов, например, позволяют сделать вывод, что в течение по крайней мере четырех тысячелетий никаких существенных изменений в климате и ландшафте долины Инда не произошло.

Разумеется, дать окончательный и достоверный ответ на вопрос о причине гибели древней цивилизации — задача пока непосильная, но некоторые мысли, высказанные Анатолием Щетенко, казались мне интересными и во время следующих поездок «обросли деталями». Поэтому я решил познакомить с ними читателей.

Явления, которые в конечном итоге привели хараппскую цивилизацию к гибели, нельзя объяснить только разгулом стихии или набегом завоевателей. Большую роль сыграли причины экономического порядка. До определенного периода весенний урожай — «раби» давал достаточно зерна, чтобы прокормить 35–40 тыс. жителей города. Однако население быстро росло, а кроме того, нужно было обеспечить питанием и разросшуюся сельскохозяйственную округу. Возникла необходимость получения двух урожаев, но для осеннего урожая — «харифа» необходим дополнительный полив. Есть основание полагать, что в хараппские времена уже существовали сложные ирригационные сооружения, которые впоследствии были разрушены и скрыты под могучими аллювиальными наслоениями. Однако люди, жившие в то время, не могли бороться с такими напастями, как засолонение и заболачивание почвы. Не заботились они и об окружающей природе. Вокруг города были сведены леса. По самым скромным подсчетам, только для обжига 5 млн. кирпичей, вложенных в городские сооружения, потребовалось уничтожить более 400 га лесных угодий. Возможно, это и послужило причиной того, что Инд изменил русло и ушел на несколько миль от стен Мохенджо-Даро.