Семилетка поиска
Шрифт:
– Какая ты нервная! Не нервничай, если будет нужна помощь в качестве мамочки, то прямо скажу, без намеков. Я человек простой.
– Есть пожелания в смысле подарка?
– Полотенце для лица…
– А для тела?
– Для тела есть, для лица только одно синее, взятое у тебя без разрешения… Вчера встречался с одноклассниками.
– Было ли народное ликование по поводу твоего третьего развода?
– Меня все утешали в связи с плохим настроением.
– А чего это оно у тебя было плохое?
– Оно у меня плохое
– Чего это?
– Возрастной кризис.
– А когда начался?
– Как один стал жить.
– Тяжело в ученье, легко в бою. – Ей стало его ужасно жалко, но уже не настолько, чтобы закапывать под этой жалостью свою жизнь.
Потому что она уже потихоньку пыталась расставлять по-новому мебель в квартире и в голове.
Перед «Националем» успела забежать домой, переодеться в более фривольную кофточку, на автопилоте сунула в сумку условные трусики, состоявшие из пары ленточек и пары кружавчиков.
Когда-то бабушка по отцу учила ее: «На свидание обязательно надо взять с собой самые красивые трусики и понять, где можно их успеть переодеть… Если вдруг на трусиках лопнула резинка, надо перешагнуть и пойти дальше, будто это не с тобой… Если на юбке появилось пятно от месячных, ни в коем случае не надо прятаться. Наоборот, выпрямить спину и делать вид, что ты этого не знаешь. Когда ты прикрываешь, это твое несчастье, когда ты не прикрываешь, это несчастье глазеющего. Пусть сам с ним и справляется».
Бабушка по отцу была «из благородных», всю жизнь, и не без взаимности, презирала маму. Работала библиотекаршей, курила как паровоз и исполняла романсы хриплым голосом. Собственно, в честь нее и была названа Лида, несмотря на громкие протесты матери.
Елена шла в «Националь» почти вприпрыжку, дело было не в Патронове, а в том, что можно было выйти на «Библиотеке Ленина» и прогарцевать по морозу мимо родного факультета журналистики, погладить пуховой перчаткой железную ограду, показать язык памятнику Ломоносова… Она никогда не ходила на сборы однокурсников; кто был интересен, и так оказался досягаем. Что-то все эти годы мешало заходить внутрь. Но пройти рядышком тянуло и всегда подпитывало энергией…
Сейчас просто летела по Охотному Ряду, удивляясь, что каждый раз после развода попадает ровно в тот возраст, в котором выходила замуж. И тут же худела и хорошела ровно на то состояние.
Патронов сидел спиной ко входу – узнала его по несолидному пиджаку в яркую полоску. Его часто заносило с одеждой. Напротив громоздился лохматый толстый мужчина, шумно и неопрятно поедавший суп.
– Здравствуй, дорогая, – демонстративно поцеловал ее Патронов, и Елена поняла, что ему надо зачем-то похвастаться ею перед едоком супа. – Что-нибудь закажешь?
– Чай, пирожное.
– Знакомься, это Митрофан Иволгин, главный редактор журнала «Те, кто в кадре», – представил Патронов.
– Елена, – протянула она руку Иволгину.
– Наслышан,
– Никогда не слышала о таком журнале, а что у вас за тираж? – Она еле успела отдернуть руку.
– Тираж пока небольшой, но скоро раскрутимся, – закивал он.
– Небольшой – это сколько? – настаивала Елена, разглядывая его лоснящийся пиджак и два жутких свитера под ним.
– Это по-разному. Мы работаем под заказ, вот данный номер будет целиком посвящен господину Патронову. Сколько скажет тираж, столько и сделаем… – Он начал есть суп так быстро, словно Елена собиралась его отнять.
– А как вы распространяете тираж? – Она все еще ничего не понимала.
– По-разному. Но это не главный наш вопрос. Главное, это показать героя в полном объеме. – Он сверкнул глазками на Патронова.
– Ты чего, Лен? Ревнуешь к чужому печатному изданию? Вопросов как у следователя, – остановил тот.
– Кругозор расширяю. А нет ли у вас с собой номера показать?
– Забыл, к сожалению, – развел руками Иволгин, потом забросил в себя последнюю ложку супа. – Уже сто раз извинился! Ну, пойду? Я тогда позвоню и фотографа пришлю.
– Чего ты так сурова? – спросил Патронов, когда толстяк оставил их, совершив еще одну безуспешную попытку поцеловать ей руку жирным ртом, обрамленным хлебными крошками в бороде и усах.
– Зачем тебе этот маргинал? – удивилась Елена.
– Ну, журнал, посвященный только мне. Стоит не так уж дорого. Я смогу его дарить, рассылать… – ответил Патронов. – Правда, мужик какой-то убитый… Сначала выпил два кофе, потом попросил горячее, а потом суп. Что-то у него с обменом веществ неправильно…
– С обменом денег у него правильно. Он просто не сразу понял, на какую сумму тебя можно раскрутить. Постепенно подходил… – хихикнула Елена. – Ты видел, во что он одет?
– Да, одет странно. Но мало ли… Мне тоже не нравятся все эти «версачи», я просто вынужден их носить. Думаешь, главный редактор журнала не может сам заплатить за свою еду здесь?
– Смотря какого? И с чего ты взял, что журнал в принципе существует? Если никто о нем не слышал и никто его не видел… А где ты этого мутного мужика нашел?
– Он мою пресс-службу так достал, что легче было дать, чем объяснять, что не хочется… А вообще-то я даже не подумал, что это может быть липа. Особенно когда он назначил встречу здесь…
– Патронов, ты живешь в космосе. Тебя любой продавец гербалайфа может развести…
– И разводит. Мне их всех жалко, когда они что-то продают, упрашивают…
– Значит, много наворовал, высокое чувство вины, – усмехнулась она. – Вот текст, читай. Мне нужны твоя правка и твоя подпись внизу.
– Слушай, уже полвосьмого. У меня встреча с одним генералом, съезди со мной. – Он взял ее за руку.