Семилетка поиска
Шрифт:
– К тебе не поеду!
– Едем к тебе? – вопросительно предложил он.
– Отвозишь меня домой. – Ей категорически не хотелось видеть его у себя.
– Так мы с тобой… так и не побыли вместе, – разочарованно сказал он, и это деревенское «не побыли» было первым его человеческим словом за все общение.
– Ладно, к тебе, – кивнула она, и он повернул так, что машина взвизгнула.
Как-то лениво прошла в ванную, где начисто забыла про кружевные трусики. Потом с потребительской готовностью упала в объятия Патронова и порадовалась наконец обретенной чистоте жанра… Патронов годился для совершенно функциональных отношений, хотя ожидал
Хотелось ответить, мол, а ты мне нравишься, потому что у тебя столько сантиметров там, столько здесь… но пожалела. Поняла, что и тут надо шифроваться. С Никитой, потому что он ранимый собственник; с Патроновым, потому что он эмоционально неразвитая деревенщина; с Муркиным, потому что он деградирующий алкаш; с Герой, потому что он социально успешный неудачник.
А как хотелось найти мужика по росту…
– Опять смоешься? – добродушно спросил Патронов, когда она села в постели и начала одеваться.
– Опять… – вздохнула она.
– Много с тобой хлопот, – пошутил он и тоже начал одеваться. – Да, у меня нет подарка тебе на Новый год. А я завтра улетаю. С детьми в Лондоне буду гулять… Возьми денег вместо подарка.
– Ты меня не перепутал с журналистом Иволгиным? – брезгливо спросила она. – У меня тоже нет подарка тебе. Возьмешь у меня денег?
– Ну, Лен. Ну что ты? Я же чисто по-мужски…
– Патронов, у тебя член настолько умнее языка, что, если бы им свою передачу делал, тебе бы равных не было…
Когда сели в машину, чтобы снять напряжение, он спросил:
– А знаешь песню Максима Леонидова «Привет!»?
– Не знаю…
– Вот слушай… «Привет! Сегодня дождь и скверно,/ А мы не виделись, наверно, сто лет./ Тебе в метро? Скажи на милость,/ а ты совсем не изменилась, нет-нет!/ Привет! А жить ты будешь долго,/ я вспоминал тебя вот только в обед!» – У него был приятный голос и кое-какой слух.
Она думала, какой противный этот заход про деньги. Деньги ей нужны, но не так. В отличие от множества женщин она понимала, что деньги – это самый жесткий способ контроля… и никогда не ходила в эту сторону таким способом. Почему-то сразу вспоминалось, как родители проверяли сдачу после магазина, словно она собиралась покупать на них оружие и наркотики. Как Толик ругал за лишние траты… Как от чужих денег пахло неволей. А неволи она не выносила.
– «Привет! А дождь все не проходит,/ а я с утра не по погоде одет. /Наверно, я уже простужен, да бог с ним!/ Слушай, мне твой нужен совет», – надрывался Патронов. – «В конце концов, мне дела нету,/ Решишь ли ты, что я с приветом, иль нет./ Но может, черт возьми, нам снова!../ Выходишь здесь?.. Ну, будь здорова… Привет… Привет… Привет…»
Она даже удивилась, как к месту он нашел песню. На фразе «наверно, я уже простужен» поняла, что страшно замерзла и течет из носу. Стала копаться в сумке, не нашла платка и стала сморкаться в те самые кружевные трусики. Патронов, глядя на эту жалобную картину, протянул свой платок и усилил работу печки.
Елена дежурно чмокнула его за это в щеку и подумала о том, что любишь не того, с кем спишь, а того,
…Проснулась разбитая и простуженная. В ванной валялся знакомый носовой платок. С трудом вспомнила, что это платок Патронова. Бросила в грязное белье, подумала, что в наследство от всех мужей почему-то оставались носовые платки. Клетчатые голубоватые от Толика, белоснежные от Фили, серые английские от Караванова. Вот теперь от Патронова будет один в коллекции. Бабушка всегда говорила, что носки и платки дарить – к ссоре… И тут она похолодела, вспомнив, что не заверила текст интервью! Рысью помчалась к телефону – мобильный Патронова был заблокирован.
«Проснется, включит!» – подумала Елена и начала собираться на работу. Перед уходом еще позвонила, потом с дороги, потом еще раз. Ой, как это напрягало! Набрала домашний, голос домработницы Леры был настойчив:
– Кто это? Он велел спрашивать всех!
– Мы с вами знакомы, я брала интервью. Блондинка. Вы еще мою сумку рассматривали, – напомнила Елена.
– А, ясно… Его нет. Он улетел, – с большим напряжением ответила та, видимо, вспомнила.
– Как улетел? Он никуда не собирался. Поймите, мне надо его подпись срочно на интервью поставить! Будет скандал в редакции…
– А вы с ним после интервью, что ли, не виделись? – спросила Лера, чтобы просчитать сразу и одноразовость Елены в патроновской жизни, и то, за кем она сегодня меняла простыни.
– Нет, конечно. Интервью срочное в предновогодний номер. Вдруг что-то пропустим!
– Звоните ему на мобильный. У вас есть его мобильный? – проверочно предложила она.
– Наш главный редактор звонил, сказал, что мобильный выключен. Они же с ним приятели, – подлизалась Елена.
– Вот что… у него, короче, неприятности. Он срочно улетел. Вы там сами что-нибудь придумайте…
– Неприятности? Какие? С семьей?
– Да не знаю я. Он вообще сказал журналистам ничего не говорить… До свидания.
«Вот влипла! – подумала Елена. – Надо ж было вчера так расслабиться…»
Перед входом в редакцию около киосков стояла обмотанная платками бабка и продавала постельное белье.
– Что за белье? – спросила Елена, подумывая, кому бы прикупить в подарок.
– А тамбовское… Гляди, красота-то какая. Вот это бязевое. Чистая картина, прям хоть на стенку вешай… Дорогое оно, – покачала головой бабка и наклонилась к Елене, словно их могли подслушать. – Тока скажу тебе честно, дорогое, а гладить и стирать его одна мука. Бери простое лучше. Мне хоть в убыток тебе это говорить, но врать смолоду не умею…
– А вот это почем?
– Это, дочка, семейное. Двуспальное. Тебе надо полуторное.
– Почему это мне надо полуторное? – изумилась Елена.
– Дык безмужняя, за версту видать, – прищурилась бабка. – Глазами на все зырк-зырк.
– Ну, безмужняя, – весело согласилась Елена. – Но мужики-то бывают, класть-то их на что-то надо…
– Так и говори. Для приходящих мужиков надо вот это белье, с русалками да дельфинами. Как ляжет на него, уже от тебя не оторвется… – выразительно зажмурилась бабка. – Многим советовала. Потом приходили, «спасибочки» говорили…