Семилетка поиска
Шрифт:
– Караванов больше не работает моим мужем, а это Никита, – помогла Елена.
– О! Простите ради бога! У меня такая плохая память на лица! – извинилась Асоль.
На самом деле это означало: «Извините, Елена, вы известная журналистка, но вашего мужа мне запомнить не удалось, у него не тот пост. Но информация о его фирме мне была нужна именно с уровня его компетентности».
На центральной сцене уже торжественно награждали. Как обычно, было непонятно, кто награждает кого и за что, но дорогие часы, портсигары и подсвечники органично переходили из рук в руки.
– Ваша газета будет писать о Пол Поте? – чтобы замять неловкость, спросила Асоль Елену.
– Что именно?
– Премьер-министр Камбоджи решил увековечить его имя, присвоив поселению, где он жил, звание исторического района!
– На мой взгляд, ничего страшного, – включился Фафик. – Мы же не переименовали Ульяновск и половину улиц Ленина оставили. После кончины Пол Пота хижины его и его окружения были уничтожены. А у нас Мавзолей не тронут и Ленин не похоронен…
– А Сталин похоронен! И не надо делать вид, что Ленин – это наш Пол Пот! – возмутилась Джулька.
– Ну, там другой дискурс, там власти собираются возродить память о «красных кхмерах», восстанавливать хижину Пол Пота, место его кремации на костре из старых покрышек и водить туда туристов! – возмутилась Асоль.
– Если это принесет доход стране, почему бы нет? – зевая, спросил Фафик.
– Конечно, там центр пыток в Туол Сленге такие бабки на туристах делает! – вспомнила Асоль.
– А как насчет неуважения к тысячам замученных в концлагерях и на принудительных работах? – удивилась Джулька.
Елена молчала как набравшая в рот воды. Ее участие в дискуссии в очередной раз подчеркивало нелепость присутствия Никиты, не способного поддержать болтовню. И после накладки с Асоль на лице у него было написано детское: «Я хочу домой, потому что здесь никто со мной не играет…»
Под утро вышли из клуба, обдаренные и обцелованные. В гардеробе дали огромные пакеты с собачьим кормом.
– Намучилась ты со мной, – скривился Никита, слегка протрезвев и садясь за руль. – Переделывать дорого, а выбросить жалко…
– С чего ты взял? – фальшиво улыбнулась Елена.
– Ты, правда, считаешь меня бревном? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.
– Ну, что ты говоришь… Просто ты еще не наглотался этих социальных фрагментов и не щебечешь на их языке…
– Нет, ну эта мне особенно понравилась, сука Асоль! Пришла, положила грудь на стол и даже не посмотрела: муж, не муж…
– Акула бизнеса высокого полета. Ей некогда людей в лицо запоминать.
– Лен, как говорил Карлсон: «Я же лучше собаки…»
– Лучше!
– Тогда поехали цветы покупать.
– Какие цветы ночью в декабре? У тебя же нет денег!
– Плохо ты меня знаешь, если думаешь, что если я собрался заниматься сексом на цветах с любимой женщиной, то я не сделаю этого ночью в декабре…
– Надеюсь, это будут не розы с шипами? – взмолилась Елена.
Цветы действительно были куплены. Стоили они целое состояние. Но… Остапа несло… Он вывалил все букеты на Еленину постель, добавил в организм виски,
Елену всегда изумляло, что, прочитав тонны книг, написав килограммы статей и позиционируя себя жесткой интеллектуалкой, она наиболее органично ощущала себя все-таки в постели… где можно было думать и слышать всем телом. И как стереотипы ни пытались с юности ограничить эту ее свободу: что она то слишком молодая, то слишком замужняя, то слишком старая, то слишком занятая… эта свобода практически не поддавалась коррозии, словно была впечатана в нее при рождении.
И каких бы социальных успехов она ни добивалась, как бы ни ценила себя в качестве матери, жены и подруги, только в постели понимала, ради чего пришла на этот свет… и вот сейчас, на голландских цветах, купленных Никитой на последние деньги, она словно заново рождалась, словно выползала из обломков прошлого брака, заряжалась как солнечная батарея… но, изнемогая от наслаждения и нежности к Никите, все равно отчетливо понимала, что это только секс. Великолепный, щедрый и праздничный, но, как ни вставай на цыпочки, как ни тянись и пыжься, он все равно не конвертируется в любовь… и фиг его знает почему…
И вдруг вспомнила про триста долларов, заплаченных за вечер. И захохотала про себя… Столько кайфа всего за триста долларов…
* * *
…Проснулась часов в двенадцать. Голова покруживалась. Почувствовала себя начинкой сложносочиненного пирога: на простыне слоем лежали цветы, на них Елена, сверху слоями два одеяла. Никиты не было, она только помнила, как, уходя, сказал:
– Собачий корм я точно не возьму! Ну ладно, пьяный, ну ладно, под утро, ну ладно, в чужом оргазме… Но вот с собачьим кормом – это уже перебор!
С неохотой побрела в ванную, налила ванну горячей водой и рухнула туда с чашкой кофе.
На дворе стояло двадцать пятое, вспомнилось приглашение к Джейн. Но нет, хотелось передышки от Никиты… Если не снизить эмоциональный уровень, у него дома опять начнутся разборки, он ведь беззащитен против нормального секса, он его никогда не ел в таких количествах. Ел только жену и случайных девчонок. Так что разницу между сексом и любовью ему не объяснишь…
Елена разомлела в горячей воде, с маской на лице, когда в дверь засунулась радостная Лидина физиономия.
– Привет! Я уже почти совсем выздоровела! А чё тут у тебя было? Оргия? Ложе известной журналистки было поутру все в цветах и использованных презервативах? Общественность недоумевала, какой пример она подает юной дочери! – верещала Лида.
– Как твое горло? – строго спросила Елена, понимая всю комичность своего вида с зеленой маской «Грин Мамы» на физиономии.
– Пила таблетки, полоскала водкой, сжевала две тонны жвачки! Иду на поправку!
– Лид, ты считаешь, что ты правильно себя ведешь?