Семилетка поиска
Шрифт:
Муркин счастливо терся вокруг нее, требуя ласки, но захотелось уйти гораздо сильней, чем в прошлый раз.
– Ну, видишь, теперь все будет классно! – приговаривал он, наматывая ее волосы на палец.
– Ты меня проводи, – попросила она и стала врать: – Мне завтра рано надо, я и забыла совсем. И еще материал один надо закончить. Я ж тебе сразу говорила, тебе просто все из башки во время драки выбили…
– Да ведь одежа мокрая! – ужаснулся он.
– Ничего-ничего, дома подсушусь. – Она поразительно быстро влезла в свою мокрую одежду.
– Да
– А когда ты ее водил трезвый? Ты ж у нас король дороги!
– Ну, этих баб не поймешь! Не стоит – плохо! Стоит – еще хуже!
– Правда, домой надо! – взмолилась она.
– Будем считать, что я поверил… – скривился он.
Ехали в тишине, Елену подзнабливало.
– Я эту шваль всю перестреляю! Причем – в спину! – мечтательно объявил Муркин. – Знаешь, я когда в горячих точках офицеров вскрывал, у большинства ранения были в спину. Слышала?
– Слышала. Беспредельщиков пуля в бою догоняет в спину. Своим ближе целиться, и цель у них яснее…
– Ох, все-то мы знаем! Везде побывали! – поморщился он.
– В газете работаю, военкоры рассказывали. – Говорить ему о своих поездках в горячие точки было совсем лишним.
– Тебе совсем нечего мне сказать? – спросил он напряженно.
– Мне было с тобой замечательно! – отчиталась Елена.
– Муж попал под самосвал, а жена под шофера… – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Ты ж букет забыла!
– Какие наши годы, – отмахнулась она. – Другой подаришь…
Но почему-то было слышно, что постарается больше с ним не видеться.
Дома было пусто, просторно и совсем не одиноко. Елена легла в горячую ванну и чуть не уснула в ней с мыслью, что теперь долгое время будет сравнивать мужчин с Каравановым, принимающим в ее голове все более и более идеальный облик.
…Утром все было так, словно Караванов уже убежал на работу. Елена даже напевала, варя себе кофе. Потом села за стол, включила компьютер и поняла, что мешают фото под стеклом. Там она была в обнимку с Каравановым на пляже, в круизе… Сдвинула клавиатуру, приподняла стекло и начала спицей вытягивать из-под него фотографии. Тут в онлайне появился Никита.
Никита. Я здесь.
Белокурая. И я здесь.
Никита. Что ты делаешь?
Белокурая. Выгребаю из-под стекла фотки, где я с Каравановым.
Никита. Надеюсь, меня минует чаша сия.
Белокурая. Так я ведь не собираюсь за тебя замуж.
Никита. А я и не предлагал…
Белокурая. А я обычно и не спрашиваю…
Никита. А тебе ничего не кажется странным?
Белокурая. Где?
Никита. В наших отношениях.
Белокурая. Уже давно ничего…
Никита. А ты подумай!
Белокурая. И думать нечего.
Никита. Глухая на оба уха.
Белокурая. Не поняла.
Никита. А ты прислушайся к себе.
Белокурая. Все молчит в ответ.
Никита. Тогда пока.
Белокурая. Пока.
Пожала плечами, выключила компьютер и стала собираться на работу. Что он имел в виду? Неужели она могла где-то налететь
На работе были проблемы, очередной скандал из-за очередного скользкого материала. Крики замглавного о том, что он всех уволит, и беганье испуганной Олечки в поиске таблетки валидола для него. Заплаканная авторша материала и размахивающие руками завотделами. Елена совсем забыла о своих проблемах, и только на совещании – о том, как газета будет выходить из ситуации публикацией непроверенных фактов, по сути дела, слива, – ее стукнуло: вчерашний Бэтмен – это Никита! Кровь бросилась в голову, потому что Елена не представляла, что ее могут таким образом выводить на чистую воду.
У нее были очень контролирующие родители, и то, что Никита позволил себе слежку, вызвало странное ощущение. Ее затошнило, словно уже много раз договаривались, что он не будет этого делать, а он опять. И потому отношения бессмысленны… бессмысленны, бессмысленны! И больше ничего не хочется. Ни пафосного шпионящего Никиты, ни пьяного героического Муркина, ни созревшего для новой жизни Караванова. Вообще никого! Пошли все на фиг, пусть оставят в покое, если не хотят по-людски…
Пришла с работы, позвонила Лидочке, отключила оба телефона, достала с полки Достоевского и решила больше ни с кем сегодня не разговаривать. Достоевский быстро утомил, странно, что она читала это в юности километрами.
Полезла в шкаф, где хранились фотографии и документы. Первым в руки попался конверт со свидетельствами Караванова о предыдущих разводах. Это выглядело как: «Имей в виду, ты одна из многих!»
Елена засмеялась и начала есть конфеты. Вспомнила рассказ Карцевой о том, что ребенок, не доевший сладкого, вырастая, вынужден будет компенсироваться и применять те же формы жестокости по отношению к другим. Мать следила за количеством съедаемого сладкого и выдавала его в качестве поощрения. Елена с отвращением поняла, что и сама почему-то не давала Лиде конфет вволю. Считалось, что испортятся зубы, – глупость какая… Села за стол, налила вина, достала тетрадку и начала письменно отвечать самой себе на задаваемые вопросы, как учила Карцева.
– Как ты оцениваешь размеры бедствия?
– Большие, но не трагические. Все живы, все здоровы, есть интересная работа, силы, драйв.
– Чего не хватает?
– Караванова и привычки ощущать себя защищенной им.
– Защищал ли он тебя на самом деле?
– Ни капельки. Но я придумала это себе и чувствовала себя защищенной.
– Что для тебя самое болезненное сейчас?
– То, что нет мужчины, с которым можно было бы построить отношения в чистоте жанра. Если это секс, то пусть не играет во все остальное: в слежки, выясняловки, показательные драки. Если это что-то большее, пусть включается в отношения в полном объеме и делает их комфортными для меня.