Семиозис
Шрифт:
– Землетрясения не устраивают пожаров, – негромко отозвался Роланд.
Он оглянулся назад, потом осмотрел всю террасу.
Мари вздохнула:
– Какое-нибудь движение видишь? Нет? Тогда идемте.
Канг хмыкнул – и мы поспешили вниз. Когда мы дошли до места, он поставил рюкзак и начал ворошить обломки зданий. Мари уставилась на останки бамбука.
– Осмотрите все вокруг, – распорядилась она. – Держитесь вместе, и все должны постоянно видеть кого-то еще. Кто знает, с чем мы столкнулись.
– Тут медведи, речные волки и горные пауки.
– Спасибо, – бросила Мари.
Я решил, что когда-нибудь попробую использовать эту интонацию в музыке. Не всякая музыка должна быть красивой. Она может быть еще и нервной – масса ноток, ожидающих чего-то, чтобы превратиться в мелодию, что-то говорить.
– А где фиппокоты?
Роланд попытался высвистеть колонию, которая ощипывает лужайку. В конце концов ему удалось найти одну кошечку, прячущуюся в развалинах дома, но она далеко не сразу решилась выйти.
Эти четверо стали осматривать окрестности, но дело шло к вечеру, так что мне Мари велела готовить ужин. Я осмотрел кострище. Судя по золе, тут недавно жгли бамбук, но Стивленд терпеть не может огонь и никогда не позволяет нам себя жечь. Я прежде всего выгреб обуглившиеся кусочки. Я запек ямс и вскипятил воду, чтобы заварить чай в спелом желтом кактусе, который я утром поймал на тропе, но все это время так сосредоточенно думал о стекловарах и разрушенных домах, что обжег палец об уголек.
Пока мы ели, Роланд держал кошку на коленях. Я еще ни разу не видел, чтобы кто-то из котов сидел настолько неподвижно. Канг сказал, что дома рухнули, когда им подкопали фундаменты.
– Очень много чего копает, – задумалась Сосна. – Но какому дикому животному вздумается копать так долго и усердно, чтобы обрушить четыре здания?
– Здания могли разрушить орлы, ага? – предположил Канг. – У них есть огонь. Они едят котов.
– А может, это были стекловары, – сказала Сосна. – Они ведь где-то поблизости.
– Нет, – возразил я, – они не стали бы этого делать. Это же их дома. Они их построили.
Ей всегда все не нравится. Может, теперь она ненавидит и стекловаров.
– Теперь это не их дома, – заявила она, глядя на меня, как на дурачка.
– Может, они нас боятся, – сказал Роланд.
– Может, да, а может, нет, – проворчала Мари. – Стивленд будет знать, что тут происходило, если его корни остались живы, но нам надо принимать решение прямо сейчас. Идти или оставаться?
Готов спорить, что ей хотелось бы уйти: она ведь трусиха. Предполагалось, что мы будем ждать десять дней, проверяя, не придут ли стекловары на водопад, но нам можно было уйти раньше, если мы решим, что так надо. Канг хотел остаться и начать ремонт домов. Сосна высказалась за то, чтобы остаться, – но она голосовала бы за уход, если бы Мари сказала оставаться. К этому моменту мой голос уже не имел значения, но я сказал «остаться»: мне хотелось верить, что это не стекловары устроили тут погром.
И мы начали ждать. Канг настелил на один из разрушенных домов крышу из дерева и листьев. Будет уютно: все мы в половинке дома. Роланд свернулся внутри с кошкой и задремал. Он будет дежурить поздно ночью. Мы с Сосной обошли окрестности. Обнаружили синептичий риф (хорошая новость, потому что они обожают слизней), несколько кустов-колоний и кое-какие овощи, бусинный куст с огромными семенами и – вот сюрприз! – лоскут плотной коричнево-красной материи на каком-то шипе.
Сосна сняла его с шипа.
– Лен. Окрашен после того, как соткан. Мы всегда красим волокно или нити.
– Значит, это стекловары?
Она посмотрела на меня, открыла было рот, собираясь что-то сказать, а потом отвела взгляд и вроде как хохотнула.
– Как вариант.
Мы вернулись и обсуждали находку, пока солнце садилось. Здесь побывали стекловары.
– Может, стекловары пришли уже потом, когда здесь все порушили орлы или еще кто, – сказал я.
Сосна засмеялась снова, словно я – идиот, но Мари сказала, что и такое возможно.
Я дежурил первым и сыграл несколько колыбельных на альтовой флейте, чтобы всем легче было успокоиться. В разреженном горном воздухе управлять дыханием было сложно, а облачность мешала увидеть северное сияние. Примерно в полночь я разбудил Роланда.
– Спасибо, – прошептал он. – Занимай мое место. Оно нагрето, и кошка будет рада компании.
И конечно, я во сне кончил. На фиппмастерах остаются феромоны львов, и это на всех действует. Мне следовало бы этого ожидать. Он ведь знал, что так будет, – и сделал это просто, чтобы мне досадить.
На следующий день Канг в куче обломков дома нашел перо, которое могло быть орлиным. Он показал его кошке – и она перепугалась. Явно орел. Вот только Сосна сказала, что это ничего не доказывает. Крабы-купцы используют орлиные перья, чтобы отпугнуть от своих нор других крабов. Они обмениваются перьями на больших расстояниях. Вот только мы крабов-купцов здесь не видели.
Мы начали скучать. Женщины пилили друг друга. Канг таскал камни и почву, Роланд возился с кошкой и исследовал окрестности, я находил еду и готовил ее, а в свободное время играл на флейте, стараясь, чтобы стекловары нас заметили. «Мы здесь. Мы не прячемся. Услышьте нас. Приходите познакомиться. Я поделюсь с вами флейтами».
Я думал про стекловаров и видел их во сне. Стекловары во многом лучше нас. Они будут прекрасны, потому что их город прекрасен. Они будут мудры, потому что их город распланирован логично. Мы, люди, такой город построить не смогли бы. Я видел старый поселок – то, что от него осталось. Жалкое зрелище.
Видимо, они были рациональнее нас, потому что у них три касты и работу можно распределять логично. Они не стали бы язвить из-за рабочих групп, и вкусняшек, и из-за того, кто с кем спит. И они сохранили свои технологии. Мы не смогли.