Семнадцать мгновений летнего дня
Шрифт:
– Почему? – Саня задумчиво ковырял пальцем надпись на клинке.
Бондарев вздохнул, горько, почти как тогда:
– Соблазн просто взять и застрелиться был слишком велик. Из того самого ножа – символично, не правда ли, Калла?
Отец Илия укоризненно покачал головой:
– Артём, ну что ты, а? Это был подарок за спасение жизни, а не памятник мёртвым.
– Знаю, – отозвался Бондарев мрачно. – Но если бы этот «подарок» я бы дома нашёл…
Мы с Саней и Лизой переглянулись, временно позабыв о наших размолвках, понимая, как близок был именно этот вариант развития событий. Мы ведь собирались нож во что бы то
Дальше рассказывал уже Андрей, сухо и сжато: о том, как пришли к выводу, что мы всё-таки наверняка рванули к ним сразу после ночного звонка и раз не доехали – значит, что-то случилось по дороге, как отправились для начала проверить маршрут и как остановились у леса буквально на пару минут, но пёс Бондарева, которого «дома не оставить, всё разнесёт», рванул по кустам… Рассказал, как, гоняясь за псом, наткнулись на недавние следы нивы на малопроезжей лесной дороге, догнали-таки, но упустили опять, так как «очень смелый пёс» рванул из-за грохота прочь с удвоенным энтузиазмом. Как услышали лай и, наконец, окрик Бондарева. Конечно, многое оставалось непонятным – так, детали и подробности, но в этот момент я был способен только твердить про себя: «Ну вот и всё, дожили, теперь выберемся – и всё будет хорошо…»
– А что у тебя с машиной? – повернулся Бондарев к Сане. Тот почему-то отвёл взгляд и неохотно буркнул:
– Не знаю, всё уже смотрел. Ночью ещё двигатель заглох, пару раз пытался прочихаться, потом вовсе умер. Утром та же история… Вроде, всё проверил.
Бондарев задумчиво оглядел стоящую глубоко в луже ниву, подумал и спросил:
– А глушитель проверял?
– Ага… То есть… – Саня хлопнул пару раз глазами и привычным задумчивым движением провёл ногтём большого пальца по сколотому зубу. – Бли-ин… глушак не смотрел, – и сам оглядел лужу таким зверским взглядом, будто это она была виновата в том, что более-менее обыденное действие при засевшей в воде-грязи машине Саня попросту забыл.
Правда, обвинять его в «халатной забывчивости» было несправедливо. Я вспомнил, каким бездумным взглядом он пялился под капот, и невольно почувствовал себя наравне с той самой лужей виноватым. Сане было не до машины – он новость нашу переваривал. И ко всему прочему ночью не выспался.
– И что теперь делать? – спросила Лизка. – Починить-то можно?
– Да можно, – вздохнул Саня. – Если там и впрямь залило, просто перёд поддомкрачу – и всё будет.
На этот раз он обошёлся без «взгляда мимо», вздохов и замечаний на тему «штирлицов». Видимо, когда его мысли занимала машина, вопрос, Лев перед ним или Лиза, его не сильно беспокоил.
Пока Шумахер с помощью Бондарева ковырялся в машине, я попросил у Андрея телефон, вставил в него свою симку – и, радостно посвистывая, на меня свалилось пять эсэмэсок от родителей, одна другой беспокойнее. Начиная от простого «Выйди в скайп!» и заканчивая непривычно-родительским «Что случилось?! Где ты пропал?!»
Я набрал мамин номер и, как только она взяла трубку, строго спросил, не пугала ли она бабулю.
– Нет, ничего я маме не говорила. Ты где?!
– С другом на его машине устроили ралли по пересечёнке и слегка засели… Сейчас вытолкаемся
– Что-что… – возмущённо отозвалась моя родительница. – Мы с отцом тебя потеряли! В сети тебя нет и нет, говорят, ты у Григорьевых. А у Григорьевых тебя тоже нет, говорят, вы наоборот к родителям моим ушли. Телефон выключен! Утром – не появились, а Григорьев-старший ещё и пропажу машины обнаружил! И что нам думать? Где искать?
– Ма-ам… – удивлённо протянул я, – а чего искать-то?
– Если ты вдруг забыл, ты вообще-то наш сын.
– Ну и что? Вы в Москве, я у деда с бабулей, ну, в скайпе вечером не появился, что такого-то… Сегодня бы написал.
– Миша, – вздохнула мама.
– Мама, – вздохнул я.
– Мы скоро к родителям приедем. Будь добр, тоже появись там… – и мама закончила жалобно и совсем тихо: – Ладно?
– Ладно, – согласился я. Такие интонации у мамы были непривычны, но почему-то приятны. Так со мной только бабушка говорила, когда я был маленьким ещё…
Реанимация машины закончилась успехом. Саня, смущённый донельзя, что такую глупость, как залитый глушитель, упустил, только оправдывался, что устал и не выспался, соображает плохо, но никто его и не обвинял. Лизка крутилась вокруг «реаниматоров» с любознательностью обычного пацана, и Шумахер то и дело сбивался на «Гальцев», но потом спохватывался и менял окончание фамилии, но ни Бондарев, ни Андрей, ни Илья на это внимания не обращали, словно так и надо было.
Хотя, наверное, и впрямь удивляться им было нечему, ведь Илья в Лизе девочку узнал сразу, Бондарев – наитием почувствовал, а Андрей… Наверняка и он её быстро раскусил. Людей, которые привыкли наблюдать и смотреть вокруг, видя живые, настоящие лица, а не свои выдуманные образы – не обмануть. Другое дело, что таких людей мало, современная культура требует смотреть «сквозь лица», не встречаясь взглядами, не рассматривая, не обдумывая увиденное – и правило «не суди о других» часто возводится в абсолют.
Прибыв в город, мы завезли сначала Илью на автобусную остановку, потом Бондарева домой – получив приглашение в форме «Ну, вы, пионеры, заглядывайте при случае…» – и Андрея на вокзал, после чего, поразмсыслив, направились в сторону Лизкиного дома. Я переживал, как её родители отнеслись к пропаже единственного чада, но беспокоился, как выяснилось, напрасно. Лиза переоделась ещё в машине – сменку она, оказывается, таскала с собой в рюкзаке всё это время – и предстала перед своими родителями пусть и чумазой и уставшей, но хотя бы более-менее девочкой. К моему удивлению, с ней же в квартиру сунулся и Саня с лицом жертвующего собой ради победы героя. Вышел оттуда смущённый, безжалостно дёргающий себя за чёлку, но довольный.
– Ты чего? – спросил я.
– Принял удар на себя, – не без гордости отозвался мой друг, оставляя наконец чёлку в покое. – Объяснил, что это я ралли затеял.
– И они?
– Они постеснялись ругаться и попросили обязательно ещё раз в гости зайти, всё рассказать – разумеется, когда отдохну и всё такое…
Мы помолчали. Саня задумчиво побарабанил пальцами по рулю, потом словно очнулся, завёл машину – звук без капризов завёдшегося двигателя был как сладкая музыка для моих ушей – и газанул вверх по улице, направляясь к моему дому. К себе Шумахер, понятно дело, не торопился с тех пор, как узнал, что «батя просёк» пропажу сына и нивы.