Семнадцать мгновений весны (сборник)
Шрифт:
– У вас плохо с обувью? Я могу выдать сапоги.
Коля снова улыбнулся.
– Нет, – ответил он, – сапоги у меня хорошие. Спасибо.
– Чему смеетесь?
– Просто так… Это у меня иногда бывает.
– Сколько вам лет?
– У нас год войны засчитывают за три.
– Мало.
– Сколько бы вы предложили?
– Год за столетие.
– Полковник, мне нужен Краух, – сказал Коля внезапно.
Полквартала они шли молча. Город, словно чувствуя нечто приближающееся, был затаенным, бело-черным, как в трауре.
– Это
– Я понимаю.
– Когда он вам нужен?
– Он мне нужен сейчас.
– Это сложно…
– Откуда у вас данные о том, что мы готовим наступление?
– То есть?
– Что это: авиаразведка, тактическая разведка или это данные из центра?
– Данным из центра я приучил себя не очень-то верить.
– Почему?
– Фантазеров много. И потом, они все переворачивают с ног на голову: как решит фюрер, как он оценит объективные данные, так и будет считаться всеми остальными.
– Это хорошо…
– Да?
– Конечно.
– Очень хорошо… Из-за этого «хорошо» вы сейчас в Кракове и я работаю на вас.
– Даже если б фюрер не ставил данные с ног на голову, все равно мы были б здесь…
– Вы – тактичный человек.
– Потому что не сказал о вас?
– Конечно.
– Все равно подумал, – сказал Коля. – Если по правде…
– Знаете, высшая тактичность заключается в том, чтобы говорить не все, о чем думаешь.
– Это – тактичность современности. Мы хотим, чтобы в будущем высшая тактичность человека заключалась как раз в ином: что думаешь, то и говоришь.
– Этого же хотел Христос.
– У Христа не было государства и армии – такой, как у нас.
– Занятно… Государство и армия во имя того, чтобы все люди говорили друг другу только то, что думают…
– У вас есть братья?
– Нет.
– А сестры?
– Нет.
– У меня тоже. Поэтому я особенно точно представляю себе, какими должны быть отношения между братьями.
– Боже мой, какие же вы все мечтатели!..
– Нам об этом уже говорили.
– Кто?
– Был такой английский писатель Герберт Уэллс.
– Когда я увижу вашего шефа?
– Завтра утром.
Первый вопрос, который Вихрь задал Бергу, был о Траубе.
– Это для меня новость, – ответил полковник. – Я ничего об этом не знал.
– Как узнать подробности?
– Это невозможно. Гестапо нас к себе не пускает.
– Что можно сделать?
– Ничего.
– Как ему помочь?
– Вам хочется достать с неба луну? Я не берусь выполнить это желание. Оставим Трауба, хотя мне его жаль – талантливый журналист. Вернемся к нашим делам. Я просил Отто передать вам, чтобы вы не появлялись в городе, товарищ Попко…
Вихрь медленно потушил сигарету и сказал:
– А вы говорите, что вас до гестапо не допускают.
– Первый раз вы со мной откровенны.
– Третий. Не в этом дело.
– А в чем же?
– Сейчас – в Траубе и Краухе.
– Нет. В вас.
– Да?
– Да. Вы
– Мое командование узнает об этом, полковник. Не будьте моим опекуном, пожалуйста. У вас не вышло с Мухой, не выйдет и со мной. Я ж знаю вас по Мухе: я его расстрелял – теперь нет смысла скрывать. Но это прошлое, так что не удивляйтесь: у вас свои козыри, у меня свои. Мои – сильнее. Помогите с Краухом.
– Вы связывались с Центром?
– Нет.
– Очень хорошо, что вы ответили мне правду, – от вас был только один короткий перехват. Так что меняйте точку, она засечена.
– Где?
– Точно сказать пока не могу, но где-то к северо-западу от Кракова, километрах в тридцати.
«Верно, – отметил для себя Вихрь, – охотничий домик как раз там. Но ведь Аня не могла выходить на связь сама. В чем дело?»
– Это не наши люди, – сказал Вихрь, – тем не менее спасибо, учтем. Видимо, это партизаны или накладки вашей системы.
– Последнее исключите.
«А может, какое несчастье с Аней?! – вдруг мелькнуло у Вихря. – Девочка там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?»
– Вы убеждены? – спросил Вихрь, закуривая. – Ваш аппарат в этом смысле безгрешен? Был сеанс?
– Был.
– С Центром я свяжусь сегодня же. Завтра я или мои люди передадут все относящееся к вам.
– Хорошо.
– Когда вы продумаете операцию с Краухом?
– К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам скажет… С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без мудрствований… Видимо, на мудрствование у вас нет времени… Я попробую что-нибудь подсказать…
– Хорошо.
– До завтра.
«Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? – ужаснулся Вихрь. – А тот привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не сделает этого. Тромпчинский – железный человек, его не сломить. В городе его нет – надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрывался, и забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры».
Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:
– Подожди.
– Нет времени, Аня, – сказал Вихрь, – обо всем после.
– Пусть он выйдет, – снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке «парабеллум». – Выйди, Юзеф.
«БОРОДИНУ. То, что передала Аня, – правда. Я был в гестапо. Для того чтобы бежать, дал согласие на перевербовку. Завтра даю очную ставку Ане и Бергу. Прошу санкционировать продолжение работы, которая вступила в решающую фазу. Спасение Кракова – гарантирую. Был, есть и останусь большевиком. Прошу принять данные на Берга, сообщенные им Коле…»