Семнадцатилетние
Шрифт:
— Уроды всякие есть, — заметила Вера Александровна, прислушиваясь к разговору.
— Это не урод, Вера Александровна. Лучшая ученица класса и вообще положительная героиня.
— Иностранка какая-нибудь? — спросила Вера Александровна. — С буржуазными замашками...
— Нет, русская девочка... советская.
— Да ты скажи прямо, в чем дело? — сказала Женя. — Кого ты имеешь в виду? Белову, что ли?
— Нет. Аня дала мне прочитать книжку «Дальнее плавание»...
— Про моряков?
— Нет. Про нас, десятиклассниц. Какая-то школа во время
— Я думаю, что если русская девушка увидит больного, запаршивевшего, в коростах, котенка, она его пожалеет и вылечит, — сказала Вера Александровна, пока дочь отодвигала посуду, освобождая место для занятий. — Это, по-моему, и называется красивое чувство. Но, конечно, есть барышни, которые побрезгают взять в руки такого котенка. Есть, есть... найдутся. Но чтобы брезговать своим учителем, которого на войне покалечили, — не верю я, что есть такие уроды...
Во второй половине декабря было так много работы, что десятиклассницы даже похудели. Никаких особых, происшествий за это время в классе не произошло, и все внимание девушек было направлено на занятия.
Лида получила пятерку по истории, но Катя заявила, что это ее не успокоило.
— От тебя можно ждать каждую минуту какого-нибудь такого... — она сделала рукой винтообразное движение, — настроения.
На стене, между «Обещанием» и очередной сводкой «Будем красиво учиться!» появился лист бумаги темно-вишневого цвета. На листе были наклеены вырезанные из комсомольских газет две заметки. «Смена» напечатала отчет о заседании бюро райкома комсомола под названием «Замечательный опыт», а «Комсомольская правда» — большую статью «Комсомольцы в школе»: Обе статьи появились вскоре после доклада Кати и принесли классу много радости.
Приближался новогодний вечер. Задумано было так много интересного, что девушки привлекли к подготовке всех, кого только могли: десятиклассников мужской школы, с которыми когда-то учились, родителей, кое-кого из учителей. Василий Васильевич готовил с Катей какой-то химический аттракцион.
В один из таких рабочих вечеров в класс, где клеили фонарики, пришел Константин Семенович.
— Ну-с... Я принес приятные новости.
— А что?
— Завхоз договорился с начальником торга. На вечере у нас будут два киоска. В одном хлопушки, серпантин, конфетти и маски, в другом — мороженое и воды...
— Эскимо! — обрадовалась Надя.
— Живем! — вырвалось у Ларисы.
— Константин Семенович, а с Натальей Захаровной вы говорили насчет окончания вечера? — спросила Женя. — Никак не раньше двух часов. Да?
— Не знаю.
— Ну-у... — недовольно протянула она. — Неужели только до двенадцати? Константин Семенович! Каникулы же, выспимся!
— Не расстраивайтесь раньше времени.
— Они с Натальей Николаевной и Катей в учительской пишут «новогодние пожелания».
Константин Семенович сел рядом с Ниной Шариной, разрезавшей по шаблону бумагу.
В классе работала первая бригада, и дело у них было организовано хорошо. Нина разрезала бумагу, Лариса загибала концы; Надя намазывала их клеем; Аня приклеивала к картонным кружочкам; Женя делала кружочки, продевала проволоку и складывала готовые фонарики.
— А где вторая бригада? — спросил учитель.
— Они в физическом кабинете с костюмами возятся, — ответила Женя. — Хе! Смешно...
— Что вам смешно?
— Знаете, Константин Семенович, сколько у нас оказалось портних?
— Сколько?
— Две! Светлана и Клара. Остальные никогда иголку в руки не брали.
— Неправда! — возразила Аня.
— Ну, если и брали, то только для того, чтобы пуговицу пришить! Это, по-твоему, портнихи?
— А я, например, не собираюсь ничего шить. На это есть ателье, — сказала Лариса.
— Ну, знаешь! За каждым пустяком не побежишь и ателье, — возразила Нина. — Вот тебе пример с нашими костюмами. Если бы отдать в ателье, во сколько бы они вскочили?
— А я никому не навязываю своего мнения. Можете хоть на курсы кройки и шиться поступать.
— Правильно! В свое время обязательно поступаю, — ответила Нина Шарина.
Константин Семенович прислушивался к разговору и с удовольствием наблюдал за работой. Не только в словах, но и в каждом движении угадывались особенности характеров его воспитанниц.
Женя Смирнова — бригадир. Она работает с видимым удовольствием, «аппетитно». Закрепив проволоку, аккуратно складывает готовый фонарик и, причмокивая, гладит его рукой. Глядя на Женю, самому хочется работать.
Нина Шарина режет картон и в такт ножницам открывает и закрывает рот.
Аня работает напряженно. Брови ее нахмурены. Она изредка бросает свирепые взгляды на говорящих. Она вся в работе, и ее возмущают несвоевременные, отвлекающие от дела разговоры.
На Надю нельзя смотреть без улыбки. Пальцы ее перемазаны клеем, и к ним все время прилипают посторонние бумажки.
Она сердится, краснеет и, забывая, что рядом лежит тряпка, вытирает руки о фартук.
— Фу! Противная... Что это на самом деле! — с досадой ворчит она вполголоса, когда бумажка, снятая с одной руки, прилипает к другой.
Лариса работает уже автоматически, почти не глядя на заготовки.
— Ой, девочки! У меня спина устала! — пожаловалась Надя. — Женя, пора перерыв!
— Пе-ре-рыв! — сейчас же крикнула Женя.
— Шабаш! — повторила за ней Аня.
— Константин Семенович, пойдемте в физический кабинет, — предложила Нина. — Посмотрим, что они там делают.
— Идемте.
Всей гурьбой отправились по темному коридору в другой конец школы. Шаги гулко разносились в пустом здании. Подходя к залу, услышали пение.