Семнадцатилетние
Шрифт:
— Например? — спросила Тамара.
— Ну что ты, сама не знаешь! — недовольно сказала Катя. — Аня помогает Наде, ты — Лиде...
— Это не помощь, а взаимодействие частей, — шутливо возразила Тамара. — Я предлагаю подработать вопрос о «буксирах» и выделить его в отдельную сводку.
Предложение приняли.
Через полчаса сводка была составлена, но прежде чем покинуть класс, Катя сообщила еще одну интересную новость.
— Вчера педагогический совет постановил закрепить школьные вечера за классами постоянно, навечно. За десятым классом новогодний, за девятым октябрьский, а за восьмым — первомайский.
— Постой, Катя... Но это выходит, что мы начинаем; первый вечер — наш? — спросила Женя.
— Да.
Тамара даже свистнула от удивления.
— Здорово! Времени-то осталось всего ничего. Что же мы успеем сделать?
— Не беспокойся, сделаем! Мы обязаны сделать такой вечер, чтобы он был всем вечерам вечер!
Бюро погоды не обмануло. Мороз хотя и не окреп, но держался устойчиво ниже пяти градусов.
В воскресенье Лида проснулась с приятным сознанием, что сегодня она свободна, уроки сделаны, и предстояло еще что-то такое, отчего она вся была наполнена удивительно радостным ощущением. Вчера Лида условилась со Светланой встретиться на катке в одиннадцать часов.
Угадывая за спущенными шторами темноту, девушка долго лежала в постели, собравшись в уютный комочек.
Спокойно и солидно постукивали стенные часы. За стеной гремела посудой Паша.
С ноябрьского вечера в школе Лида не переставала думать об Алеше. Она и сама не понимала, почему такой глубокий след оставила в памяти эта короткая встреча, чем поразил ее этот немножко хмурый, неразговорчивый и, как ей показалось, даже неуклюжий юноша? Какая-то большая, сдержанная, покоряющая сила чувствовалась во всем, что он делал, что говорил, и, когда он первый раз внимательно взглянул на девушку, сердце ее на мгновение сжалось. Потом она овладела собой и даже внутренне потешалась над такой впечатлительностью.
Константин Семенович говорил, что каждый новый человек всегда напоминает непрочитанную книгу. Эту «книгу» ей особенно хотелось «прочитать». С каждым днем интерес к Алеше рос, и Лида почти физически ощущала, как в душе ее рождалось незнакомое чувство, захватывало все больше и больше, и она шла к нему навстречу бесстрашно, с любопытством. Последние дни ее будоражило какое-то необыкновенное состояние, — тревожное, слегка настороженное. Ничего похожего до сих пор она не ощущала.
«А вдруг это любовь? И любовь настоящая? — спрашивала она себя и, блаженно улыбаясь, отвечала: — Ну и хорошо!.. Ну и пусть».
Она пробовала вызвать в памяти образ Алеши, и губы шептали прочитанные в книгах слова: «милый», «родной», «единственный», но сейчас же ей делалось как-то не по себе. Чужие слова. Они никак не вязались с ее чувствами. «Не то, не то, — с горечью думала она, — Господи, какая я глупая!»
Лида никак не могла понять, почему это происходит. Почему она не находила нужных и ласково-теплых слов, которые полагались в таких случаях? Ведь не выдумали же их писатели? Хотелось с кем-нибудь поделиться, поговорить. Но с кем? С Константином Семеновичем? О-о, нет! Теперь — нет! Лида ясно понимала, что если в тот раз она
«Да... да! Я тороплюсь. Забегаю вперед. А может быть, ничего и нет? Просто так...»
От этой мысли стало жалко себя:
«Неужели ничего нет, и мне только показалось?»
За дверью послышалось шарканье ног.
— Ты еще спишь, Лида? — вполголоса спросила Паша, останавливаясь в дверях.
— Нет.
— Тебя к телефону.
— Кто?
— Не знаю. Мужской голос.
«Алеша!» — мелькнуло в голове, и она вскочила.
— Сейчас иду!
Надев халат, туфли, она выскочила из комнаты. Взяв телефонную трубку, Лида заметила, как дрожит от волнения ее рука.
— Я слушаю!
— Это Лидочка? — услышала она незнакомый мужской голос.
— Да. Кто это говорит?
— Один из ваших поклонников. Узнаете?
— Нет.
— Значит, у вас их слишком много. Это говорит поклонник номер две тысячи триста второй!
— Если вы не назовете себя, я повешу трубку! — холодно сказала Лида.
— Не сердитесь, Лидочка, за шутку. С вами говорит Игорь Иванов. Вероятно, вы меня уже забыли?
— Почему же? Нет. Здравствуйте!
— С добрым утром! С хорошей летной погодой!
— Почему летной?
— Ну как же, вы сегодня собираетесь порхать на коньках?
— Да. А вы?
— Мы тоже в мотыльки записались. Вчера срочно раздобыл коньки, когда узнал, что это единственный способ увидеть вас... Но с условием — не смеяться. Я как корова на льду! Ноги в сторону, хвост трубой...
— Вы не умеете кататься?
— Я вообще ненавижу все скользкое.
— Хорошо, я буду вас учить.
— Конечно! Значит, к вечеру я побью любого чемпиона!
Лиде очень хотелось спросить про Алешу, но какое-то стыдливое чувство удерживало ее.
— Откуда вы узнали мой телефон?
— При желании это не так сложно. На свете есть справочное бюро, а еще проще — телефонная книжка. Оказывается, в Ленинграде Вершининых не так много.
— Откуда вы говорите?
— Из автомата. К сожалению, нужно закругляться. Тут какой-то дядя так свирепо смотрит на меня, что, пожалуй, стекло лопнет... Лидочка, значит, мы увидимся в одиннадцать?
— Да.
— Превосходно! До скорой встречи!
Лида повесила трубку и пошла одеваться. Настроение было прекрасное. Через час Лида вошла в столовую свежая, улыбающаяся, с весело блестевшими глазами. Темно-голубого цвета с белой опушкой шерстяной вязаный костюм для катка очень к ней шел.
Отец в пижаме сидел за столом, пил чай и читал газету.
— Папа, я на каток.
— Да разве катки открыты Лидуся? — удивился он.
— Ну конечно.
— Вот что... Ну, ну, желаю удачи... то есть, как это? Что желают в этом случае?
— Ничего... Можешь пожелать — ни пуха ни пера! — смеясь, ответила она.
— Это ты хорошо придумала. Подыши свежим воздухом немного, а то заучилась. Ты одна идешь?
— Нет. Меня там подруга ждет.
Лида поцеловала отца в щеку, взглянула на часы и отправилась.