Семья Берг

Голяховский Владимир Юльевич

Потом все слитое в один бокал «на болезни» вино выпила Августа, как единственная нееврейка за столом, и весело сказала:

— Мне ничего плохого от этого не будет, я крещеная.

Павел, чокнувшись с Михоэлсом, начал разговор:

— Я в Москве недавно, еще не был в вашем театре.

— Приходи, я буду рад. Правда, пока репертуар у нас чисто еврейской тематики. Нас упрекают в недостаточно интенсивном проповедовании социалистических идей. Так-то оно так, на одних еврейских хохмах эту задачу, конечно, не решить. Теперешние евреи — это люди новых взглядов, прогрессивные люди. Твой брат — крупный строитель, ты сам — герой войны и будущий профессор.

— Ну, насчет того, какой я профессор, еще рано говорить.

— Ты просто должен стать

профессором. Нам нужна передовая советская еврейская интеллигенция. Впервые за всю долгую историю мы, евреи, стали равноправными гражданами. Твой моральный долг — стать профессором, русским интеллигентом еврейского происхождения. Ну а насчет нашего театра — нам надо вводить в репертуар новые современные пьесы, и классические тоже. Я вот хочу попытаться поставить Шекспира, мечтаю сыграть короля Лира.

Его убежденность, его планы произвели на Павла глубокое впечатление, он понял, что у Михоэлса впереди великие деяния.

Застолье кончилось, все развеселились, включили патефон и стали танцевать еврейский танец фрейлекс. Павел давно не танцевал, а Семен с Михоэлсом были мастера — они продели большие пальцы в петли жилеток и лихо отплясывали друг против друга.

Тетя Оля попросила Михоэлса:

— Соломончик, спой нам-что-нибудь. Ведь на Пейсах полагается петь.

Тот не ломался. Одолжили у соседей гитару, и он запел новую еврейскую песню про стариков родителей, которые гордятся своими тремя сыновьями:

Налей мне рюмку, Роза, Ведь я с мороза, А за столом сегодня ты да я. Но где еще найдешь ты в мире, Роза, Детей таких, как наши сыновья? Боря стал артистом, Он стал певцом-солистом, Борька — мальчик молодец. У него спектакли, роли, Но когда же на гастроли К нам домой приедет, наконец? Сема — тот летает, Он ветер обгоняет, Семка — мальчик молодец. То летит за границу, То на полюс он мчится. Полюс ему ближе, чем отец. Налит бокал до края, уйдем от скуки, Ведь за столом сегодня мы вдвоем. И верим, будет время, наши внуки Наполнят снова смехом этот дом. Налей мне рюмку, Роза, Ведь я с мороза, А за столом сегодня ты да я. Но где еще найдешь ты в мире, Роза, Детей таких, как наши сыновья?

У Михоэлса не было сильного голоса, но пел он так мастерски, как умеют петь только драматические актеры, — он манерой исполнения передавал гордость еврейского отца за своих сыновей.

Чувствительный Семен, заслушавшись, обнял Павла за плечи:

— Помнишь, мы говорили с тобой об искателях счастья? Вот этот наш родственник Соломон Михоэлс, он нашел свое счастье в советской России. А ведь его детство было таким же точно, как у нас с тобой, — в бедности и темноте еврейского гетто. Теперь он знаменитый актер, шутка ли сказать — руководитель еврейского театра в Москве! Где и когда он еще смог бы стать актером такого масштаба, если бы не революция? Вот и трое сыновей того еврея, о котором он поет, тоже нашли свое счастье — где бы это еще они смогли стать тем, чем стали? Да, братик ты мой, все мы были искателями счастья и нашли его здесь, в советской стране.

23. Павел и Мария

Это

происходит со всеми, рано или поздно, и случается абсолютно неожиданно. Так на трамвайной остановке около академии Павел увидел красивую девушку с очень живыми серыми глазами. Ее лицо напомнило ему портрет «Неизвестной» Крамского — такой же овал, такие же слегка припухлые губы, только глаза под пушистыми ресницами не темные, а светло-серые. Девушка разговаривала с высоким худым парнем, явно кокетничала, звонко смеялась, ее лучистые глаза искрились. Мельком она взглянула на Павла: высокий военный с двумя шпалами в петлицах и орденом на груди; взглянула — и улыбнулась. Вот эта улыбка на прекрасном лице незнакомки и покорила Павла мгновенно и на всю жизнь. Он вдруг почувствовал непривычную робость и смущение. А девушка больше на него не смотрела. Павел так залюбовался ею, что поехал с ними в другую сторону. Из отдельных фраз разговора в трамвае он уловил, что оба они студенты медицинского института. У парня на пиджаке были значки — «Ворошиловский стрелок» и «БГТО» («Будь готов к труду и обороне»). Ими награждали молодых, ловких и спортивных, и они были очень почетны. Парень явно красовался ими перед девушкой. Павлу очень хотелось отвлечь ее от него. Но как?

На следующий день он пошел к ее институту, на Малую Пироговскую улицу, в надежде увидеть ее. Стоял и долго ждал у анатомического корпуса, здания бывших Высших женских курсов. Наконец она вышла, была одна, задумчива, ему показалось, что даже грустна. Подходя, она его увидела и опять улыбнулась. Превозмогая смущение, он сделал к ней шаг и тоже улыбнулся:

— А я вас жду.

Она удивленно захлопала пушистыми ресницами:

— Меня? — и сразу улыбнулась опять.

Павел снова увидел ту пленившую его улыбку и сам радостно заулыбался:

— Как вы красиво улыбаетесь.

— И вы тоже.

Это и стало началом всех начал. Они не могли тогда знать, что через много лет, совсем недалеко от того места, где они стояли, их дочь услышит те же слова и так же ответит своему будущему мужу.

— Вы не рассердитесь, если я провожу вас?

— За что же мне на вас сердиться?

Ее звали Мария, и она мечтала стать детским врачом. Павел еще и еще приходил встречать ее, ему хотелось отбить ее у того длинного студента. А она еще этого не понимала: юной девушке он казался уже довольно немолодым. Зачем приходит этот заслуженный военный с орденом, профессор академии? Зато забеспокоился ее обожатель, студент Миша Жухоницкий. Чтобы привязать ее к себе, он стал более активным в своих притязаниях. Когда они ходили в кино, а потом сидели на скамейках в парке, там в темноте он целовал и ласкал ее. Девушка уже стала бояться, что однажды не выдержит и отдастся ему, и все удивлялась, что Павел, наоборот, был очень скромен. На самом деле Павел боялся, что его мужская настойчивость может отпугнуть ее.

Однажды он рассказал:

— Меня в армии прозвали Алеша Попович. Знаете, кто это?

— Нет, не знаю.

— Это один из трех богатырей на картине Васнецова.

Он повел ее в Третьяковскую галерею показать картину. В первом же зале, почти при входе, висела картина «Сталин принимает парад Первой конной армии в 1918 году». Мария залюбовалась полотном, но Павел потащил ее дальше:

— Это неправда, что Сталин принимал парад. У нас был свой командарм Семен Михайлович Буденный, он и принимал. Пойдемте дальше.

Он подвел ее к «Неизвестной» Крамского.

— Знаете, кто это?

Мария отрицательно покачала головой.

— Это вы.

— Я? Почему я?

— А вы всмотритесь — такое же прекрасное лицо, как ваше, только глаза темные.

Она звонко, на весь зал, рассмеялась, люди возле картин оглянулись. Застеснявшись, она шепнула:

— Вы чудак. Дело в том, что я совсем на эту красавицу не похожа.

— Похожи. А теперь пойдемте к «Трем богатырям». Там вас ждет Алеша Попович.

Стоя перед громадным полотном, Мария переводила взгляд с мужчины на полотно и обратно, смотрела, смотрела и опять звонко смеялась: