Семья для Бобби
Шрифт:
— Битые яйца, а? Да, все может случиться. — Он кивнул на очень похожие пятна, красовавшиеся на его потрепанных штанах. — По-моему, бег с сырыми яйцами просто кошмарная выдумка. Этого хватит, чтобы довести до разрыва сердца. — Он ухмыльнулся. — Вы участвуете во всех соревнованиях?
Ник кивнул.
— Похоже, что так.
Очередной сильный рывок, и он обнаружил, что стоит перед новой компанией мальчишек, а его сын выкрикивает ставшее уже привычным приветствие:
— Смотрите, ребята, это мой папа!
Ник взглянул на Чессу и увидел, что она направляется к покрывалу,
— Мне хотелось бы перекусить. Как насчет ланча?
— Нет, мне сейчас не хочется, — отозвался Бобби, вертя головой во все стороны. — О, вот Энни и Марша! Они учатся вместе со мной. Пойдем, пап!
— Позже, сынок. Давай поедим.
— Но я хочу, чтобы ты с ними познакомился! — Мальчик вывернулся из-под руки Ника и умоляюще смотрел на него.
Ник уже был готов отказаться, когда неожиданно в глазах ребенка появилась печаль. Дрожащим голосом, почти плача, он спросил:
— Тебе не нравится быть моим папой?
Эти слова причинили Нику боль гораздо более сильную, чем любой физический удар. Он сам стал причиной слез, звучавших в голосе сына и уже катившихся по его щекам. Картины прошлого всплыли в его памяти, более живые, чем реальность. Он увидел лицо своей матери, бледное и прекрасное, со впалыми из-за болезни щеками. Он вспомнил, как она улыбалась ему, мягко и нежно, с той же материнской любовью, которая светилась в глазах Чессы при взгляде на Бобби. В его мозгу зазвучали слова, напомнившие ему то время, когда он знал любовь своей матери.
— Конечно, твой отец любит тебя, — шептала она, утирая его детские слезы. — Он просто не знает, как показать это. Но он гордится тем, что ты его сын.
— Я не хочу быть его сыном! — рыдал Ник. — Он меня ненавидит, и я тоже ненавижу его!
— Не смей так говорить! — Резкость в голосе матери поразила его. Мама очень редко повышала голос. Когда она наконец заговорила. Ник услышал: — Твой отец хороший человек, Николас. Но даже самые хорошие люди имеют свои слабости.
— Он пьяница, мама! Люди так говорят. Они смеются над ним и надо мной тоже.
— Алкоголь — это проклятие. Любовь к тебе дает ему силы и мужество бороться со своими демонами, даже когда руки у него дрожат, а алкоголь затуманивает разум. Ни капли спиртного не коснется его губ на этой неделе.
Ник не поверил.
— Он всегда обещает остановиться, но никогда не выполняет обещаний.
— Ему нелегко. Важно то, что, несмотря на боль и страдания, он продолжает эти попытки. Знаешь почему?
Ник признался, что нет. Мать обняла его и прижала к сердцу.
— Это из-за тебя. Он знает, что каждый мальчик нуждается в отце, чтобы гордиться им.
Даже когда видение исчезло, Нику все еще чудились объятия его матери. Он ощущал аромат жасмина, исходивший
— Папа! — Сильный рывок вырвал его из омута воспоминаний и вернул в настоящее. Перед ним было лицо Бобби. — Я рассказал о тебе Энн и Марше, и они сказали, что я все выдумал! — Мальчик дернулся и остановился, глядя на Ника с таким доверчивым ожиданием, что это пронзило ему сердце. — Пожалуйста, папа! Я должен показать им, что ты настоящий, живой! Я должен!
Пытаясь справиться с внезапным наплывом эмоций, Ник сжал плечо сына и вытер слезы с удрученного маленького личика.
— Ну что ж, я полагаю, что тогда нам лучше пойти и показать им, насколько я реален.
Радость невыразимо изменила лицо Бобби. Ник взял сына за руку и решительно направился к толпе счастливых детей и их родителей.
Каждый мальчик нуждается в отце. Каждый.
Держа сонного ребенка на руках. Ник ждал, пока Чесса включит свет на дорожке к дому, и только потом последовал за ней к крыльцу. Бобби что-то сонно пробормотал, когда его уложили на кровать, и тут же провалился в глубокий сон. Он даже не шелохнулся, когда мать снимала с него ботинки и носки. Из-под подушки Чесса вытащила маленькую пижаму, белую, разрисованную космическими кораблями и персонажами из мультфильмов. Ник улыбнулся. В детстве у него не было такой чудесной пижамы. Он даже не мог припомнить, носил ли он пижаму вообще. Обычно он спал в трусах и старой отцовской футболке. Это ему казалось вполне удобным, и он не знал, что другие дети могут ложиться в кровать в шикарных пижамах. Ник был доволен, что у его сына есть такая замечательная пижама.
Однако у этого мальчика было еще кое-что, чему нет цены. Это — материнская любовь. Ник тоже не был обделен ею в детстве. Теперь, став взрослым, он не уставал благодарить Бога за то, что Он позволил ему в детстве насладиться нежностью и любовью матери. Память о том, как мать гладила его по волосам и прижимала к сердцу, была для него самым драгоценным сокровищем.
Тронутый до глубины души, Ник наблюдал за тем, как Чесса разгладила взъерошенную шевелюру сына и провела тонкими пальцами по его бровям и щеке. Казалось, она стремится запомнить черты любимого лица. Любовь матери — величайший дар во вселенной, и его сын был самым счастливым ребенком в мире. Впрочем, теперь и сам Ник считал себя счастливцем.
Неожиданное покалывание в глазах заставило его отвернуться. Внезапно он ощутил себя незваным гостем, вторгшимся в священнодействие матери у постели ее ребенка. Чувство горечи и сожаления сдавило ему грудь, и Ник удивился его силе. Тихонько выйдя из комнаты, он спустился вниз и стал ждать.
Через некоторое время Чесса спустилась к нему. Ее глаза все еще были туманными и влажными, а улыбка мечтательной и влекущей.
— Спасибо тебе. Это был самый счастливый день в жизни Бобби.