Семья для мажора
Шрифт:
— Нет… — смотрит на него из-под ресниц.
Весь этот балет заканчивается поцелуем, в котором дофига лишних участников.
Взяв со стола телефон, решаю проветриться и выгулять тормозящие мозги. В туалете рядом со мной пытается отлить упоротый в доску мужик. Простит у меня прикурить, на что тупо не реагирую, пытаясь одной рукой застегнуть ширинку.
Помыв руки, возвращаюсь в VIP-зону и не застаю за столом никого, кроме Тани.
Накручивая на палец прядь своих волос, наблюдает за мной поверх бокала
— Где Стас? — спрашиваю, садясь на своё место.
— Не знаю, — пожимает Таня плечом.
Блин.
Если не хочу застать его в состоянии полнейшего неадекватна, должен следить за ним, как нянька.
К моему удивлению, передо мной тарелка с какими-то закусками и салатами, плюс ещё пара блюд на выбор.
Желудок бесится, потому что дико голоден.
— Заказала на всех, — поясняет она, махнув на стол рукой. — А то мы как бедные родственники. Или как алкоголики.
— Офигенно, — бормочу, забрасывая в рот пару ломтиков сыра.
— Тебе идёт.
Взяв себе салат, смотрю на неё.
Ее глаза сильно подкрашены. Это красиво. Вместо того, чтобы сделать ей комплемент, торможу. Если выпью ещё, завтра будет дерьмовый день.
— Я про стрижку, — поясняет, обводя глазами мое лицо. — Когда я сказала, что тебе нужно постричься, не совсем то имела ввиду.
Мой выбор к ее словам никакого отношения не имеет. Кажется, у мужчин и женщин мозг реально по-разному работает. Я постригся, потому что в ближайшие недели мне тупо некогда пожрать, не то что следить за прической. Помимо всего прочего, я пытаюсь не вылететь из универа, но не думаю, что моя мать это допустит. Не думаю, что мне нужно ее об этом просить.
— Считай, я усовершенствовал то, что ты имела ввиду, — быстро жую приправленные адски острым соусом помидоры.
— Ну, да, — смеется.
Запив салат морсом, бормочу:
— Как-то так.
— Ммм… где твоя… невеста? — спрашивает Таня.
— Заболела, — снова откидываюсь на диванную спинку и забрасываю за голову руки.
Усевшись ко мне полубоком, она забрасывает ногу на ногу и кладёт на спинку локоть. Подперев ладонью голову, обращает все своё внимание на меня.
— Обидно наверное, — предполагает.
— Прорвёмся, — отвечаю.
— Ее ведь Аня зовут?
Я никогда особо не парился за то, чтобы скрывать свою жизнь. От того, что из соцсетей кто-то узнает цвет моих трусов, они мне жать не станут.
Но не теперь.
Теперь новой маниакальной потребностью мне хочется обнести свою жизнь стометровым забором.
Аня и наш ребёнок… это никого, блть, не касается. Они только мои. Тем не менее, у нее есть имя, скоро будет и моя фамилия.
— С утра звали Аней, — поворачиваю голову.
— Собираешься стать папочкой?
Глаза Тани впиваются в мои, хотя всем видом она даёт понять, будто спрашивает
Между делом или нет, дальше предыдущего вопроса я ее не пущу. Ни ее, ни любого другого. Из этого правила есть только одно исключение — моя бабушка, всем остальным сюда дорога закрыта.
Просто, твою мать, наглухо.
Жесткость, с которой собираюсь это правило реализовывать, поражает меня самого, и эта жесткость просыпается каждый раз, когда кто-то пытается перейти мою границу.
— Когда-нибудь, — отвечаю на ее вопрос.
— Да ладно тебе, — смотрит на меня исподлобья. — С кем не бывает?
— Жить вообще страшно, — усмехаюсь. — От неё умирают.
Ее губы слегка поджимаются.
Мы можем играть в эту игру до бесконечности. Вращать разговор вокруг своей оси я научился давным давно.
Стряхнув с колена невидимую пылинку, Таня решает сдаться. Но упрямый блеск в ее глазах становится ярче.
— Так у тебя мальчишник? — выгибает густую бровь.
— Я думал, у нас корпоратив, — напоминаю, что это была ее идея.
— Хочешь мальчишник? — обводит языком губы.
Тема кажется мне слегка опасной, но запущенная алкоголем расслабленность заставляет спросить:
— В каком виде?
Подавшись вперёд, Таня кладёт руку на мое бедро и, прежде чем успеваю хоть как-то среагировать, прижимается своими губами к моим.
Блять.
Это приятно. Но и только.
Замерев, она ждёт, что я ей отвечу, но отвечать я не собираюсь. Даже несмотря на то, что по ее телу проходит дрожь, а пальцы на моем бедре сжимаются.
Разорвав этот нихрена не безобидный контакт, она часто дышит и смотрит в мои глаза.
— Какого хера ты делаешь? — спрашиваю жестко.
В ответ кладёт руку на мою ширинку и сжимает в ладони яйца, запуская очевидные реакции, которые я тупо не контролирую, потому что пьяный.
Дёрнувшись, по инерции сжимаю ее запястье «загипсованной» рукой, от чего она взрывается болью.
Движение справа заставляет повернуть голову, и мне достаточно миллисекунды, чтобы понять, как все это выглядит со стороны, потому что лицо у девушки Баркова такое, будто вместо глаз у неё два пятака, а челюсть собирается пробить гребаный пол.
Блять!
Оттолкнув от себя Таню, выскакиваю с дивана.
Развернувшись на пятках, Алёна срывается с места, уносясь по коридору в сторону туалетов.
— Остынь, — Барков преграждает дорогу.
— Дай пройти… — прошу его хрипло и толкаю в грудь.
Я, сука, не собираюсь с ним драться, но бешаный приступ тахикардии отключает мои мозги.
— Остынь! — повторяет с рычанием.
— Блять! Дай пройти! — тараню его плечом.
— Уймись.
— Дай пройти! Мы просто поговорим! — больная рука сводит мои шансы против него к детской беспомощности.