Семья Эглетьер
Шрифт:
— Так я по крайней мере буду уверен, что никто не станет здесь без меня рыться.
— Да кому это нужно! Кого интересует твоя конюшня?
— Я уверен, что Аньес таскает у меня марки для своего сопляка!
— Постыдился бы наговаривать на Аньес…
Они препирались вяло, больше по привычке…
Дверь в гостиную была открыта. Все в ней, от шелковых обоев цвета сомон до дорогой и прекрасно реставрированной мебели в стиле Людовика XV, поражало каким-то бездушием. Каждая вещь занимала отведенное ей место, все застыло
— Вы уж извините, я по-домашнему, — сказала она. — Вечерами, возвращаясь домой, я чувствую себя совершенно разбитой.
На самом деле вид у нее был свежий, и пеньюар она надевала скорей всего из кокетства. Мадлен невольно залюбовалась ее стройной фигурой, грациозной, коротко остриженной головкой, кошачьим личиком. Взгляд слегка усталых и как бы рассеянных дымчато-серых глаз Кароль излучал своеобразное обаяние. И хотя ее трудно было назвать красавицей, было понятно, почему Филипп увлекся ею. К тому же Кароль всего тридцать два года, а ему уже стукнуло сорок пять.
— Это я должна просить у вас извинения, — сказала Мадлен. — Нагрянула как снег на голову…
— Ну что вы, Мадлен, здесь вы у себя дома! — возразила Кароль. — Все ужасно вам рады. Я велела приготовить вам комнату…
Мадлен тотчас запротестовала.
— Нет-нет, ночевать у вас я не стану.
— Но почему?
— После того, что произошло в последний раз…
— Какая нелепость! Конечно, Филипп погорячился. Но вы же знаете его, он сожалеет о случившемся и уже все забыл…
— А я не забыла, — ответила Мадлен. — И потом я сняла номер в гостинице, в двух шагах отсюда…
В ее взгляде читалась такая решимость, что Кароль отступила. И Мадлен, которая время от времени любила напоминать о своем строптивом характере, успокоилась. Внеся ясность в этот вопрос, Мадлен с улыбкой принялась слушать рассказ Даниэля о том, как «тайным голосованием» (это обстоятельство ему особенно льстило) его избрали кандидатом на субсидию Зелиджа.
— Если все пойдет гладко, в июле я отправлюсь на Берег Слоновой Кости.
— Нужно еще согласие отца, — заметила Кароль.
— Он согласится, — ответил Даниэль.
И искоса бросил на Мадлен выразительный заговорщический взгляд, который Кароль не могла не заметить.
— Когда Филипп возвращается? — спросила Мадлен.
— Должен послезавтра, — ответила Кароль. — Я надеюсь, вы еще не уедете?
— Наверно…
— Я очень недовольна Жан-Марком. Он с каждым днем все больше опаздывает к обеду. Не будем его дожидаться и сядем за стол!
— Еще бы! — съязвил Даниэль. — А то как бы не прогневалась Мерседес.
— Значит, вы все же решили ее оставить? — спросила Мадлен.
— Ничего не поделаешь. — Кароль удрученно вздохнула.
— Интересно, почему? — вмешалась Франсуаза.
— Насколько Аньес славная и преданная, настолько
— Ты преувеличиваешь, — засмеялась Кароль.
— Ничего подобного! Вспомни прошлую пятницу! У нас ужинали Дюурионы и Шалузы, и сладкое разносила Аньес! Будь я на твоем месте, я бы выставил эту Мерседес в два счета!
— Но она прекрасно гладит, чистоплотна, аккуратна, исполнительна…
— Как же! Вечно все перепутает! Когда я лезу в свой шкаф за бельем, то никогда не знаю, мои там вещи, папины или Жан-Марка. Почему-то ни одной пары трусов у меня не осталось! Чтобы не искать и не морочить себе голову, я купил две пары нейлоновых и сам их стираю!
— Отличная подготовка для будущего путешественника! — иронически заметила Франсуаза.
Кароль откинула назад голову и, слегка ущипнув себя за узенький подбородок, сказала:
— Можете говорить что хотите, мои дорогие, но Мерседес у нас останется. К тому же, если я ее уволю, мне никого не найти взамен. Разве что испанку, ни слова не знающую по-французски. А Мерседес уже семь лет живет во Франции!
— И уже целых два года у нас! — подхватил Даниэль. — Просто поразительно! Да, ничего не скажешь, она нас вымуштровала! Внимание! Смирно!
Он выпрямился, и в ту же минуту в гостиную вошла худая черноволосая горничная, с острым носом, тяжелыми веками и хмурым лицом.
— Кушать подано!
За столом Кароль пыталась оживить разговор вопреки присутствию горничной, которая двигалась с холодной и презрительной миной, словно по ошибке попала в общество, недостойное ее высокого происхождения. К обеду было обжаренное в сухарях мясо, холодный ростбиф и салат. Кароль соблюдала диету, и ей отдельно подали ломтик мяса, поджаренного без жира и соли, и вареные овощи. Она лениво ковыряла вилкой в своей тарелке.
— Мне бы следовало взять с вас пример, — сказала Мадлен, — но не хватает мужества.
— Я это делаю не столько ради талии, сколько ради здоровья. Стоит мне пополнеть, у меня сразу начинаются такие мигрени…
«Врешь, голубушка!» — решила Мадлен, сама не зная, почему. Кароль спросила детей, как они провели день, и Франсуаза принялась рассказывать о своих занятиях в Институте восточных языков.
— У нас такая неразбериха! Студентов оказалось вдвое больше, чем было предусмотрено, и они не знают, как нас разместить! Только сегодня мы познакомились наконец с преподавателем, который будет вести у нас русский язык. Он необыкновенный!