Семья - это святое
Шрифт:
Хелен так и не может прийти в себя, ошеломленно наблюдая за Первородным, который на миг оборачивается в ее сторону и говорит, едва сдерживая злость.
— Быстро в дом!
Потерявшая дар речи ведьма молча выполняет его приказ, и стоит Элайдже вернуться, она встречает его на пороге, бросаясь на шею.
— Любимый, шепчет она, — ты нашел меня…
От близости Хелен Первородного мгновенно ведет, и он уже было стискивает ее в ответных объятьях, но в этот миг он вспоминает податливость ведьмы в руках похитившего ее ведьмака и ревность ослепляет его, лишая рассудка.
Он
— Всего минуту назад ты говорила, что я для тебя ничего не значу и что ты всегда хотела быть с Дереком, — зло выплевывает он, сильнее сжимая тонкие плечи, — ты целовалась с ним, позволила себя лапать! Я не прикоснусь к тебе прежде чем ты не отмоешься от его запаха!
Голубые глаза явно не ожидавшей подобной реакции возлюбленного ведьмы расширяются, занимая половину лица, и с девичьих губ срываются полные обиды слова:
— Как ты смеешь говорить подобное! — почти кричит Хелен, — я уехала с Дереком только ради Крис, а теперь наша единственная зацепка лежит у тебя в багажнике!
— А что бы ты делала дальше, если бы я не появился? — будто не слышит ее Элайджа, — трахалась бы с ним? Ублажала бы похитителя сестры?
Понравилось с ним целоваться, отвечай!
Лицо ведьмы каменеет от сказанных Первородных слов и его оскорбительного тона, но мгновение спустя, она зло щурит глаза и цедит в ответ:
— Может и понравилось! И нужно было бы переспать — переспала бы!
То, что она перегнула палку, Хелен понимает, едва успев договорить, когда глаза Майклсона окончательно чернеют от злости, и он толкает ее к дивану, не заботясь о том, что ведьма больно ударятся локтем о деревянный подлокотник.
— Ты пожалеешь о своих словах, как и о своем поступке — выговаривает он, нависая над испуганной девушкой, с губ которой срывается крик, когда руки вампира с треском разрывают ее тонкий свитер, обнажая девичью грудь.
— Элайджа, нет, — выдыхает Хелен, пытаясь подняться на локтях, но Первородный не позволяет ее этого сделать, властно удерживая одной рукой за плечо.
— Он и здесь успел тебя потрогать? — выплевывает он, не отрывая тяжелого взгляда от часто вздымающихся округлостей, и не успевает ведьма и слова сказать в ответ, как он сводит их вместе, свободной рукой расстегивая молнию брюк.
Хелен замирает, с испугом ожидая, что последует за этим, и ее лицо заливается краской, когда Элайджа заводит меж ее грудей своей напряженный член. Он двигает бедрами, почти до боли стискивая нежные округлости, покручивает затвердевшие соски, и Хелен чувствует, как ее лицо горит от смеси возбуждения и стыда. Никогда прежде они не делали ничего подобного, но не смотря на столь непривычный способ, которым вампир берет ее, раз за разом скользя каменной плотью меж упругих грудок, ведьма чувствует, как с каждым его движением, низ ее живота все сильнее ноет от ответного желания.
Лицо Элайджи напряжено, и Хелен понимает, что любимый все еще зол на нее, что ему нужно выпустить пар. И она не сопротивляется, когда
Первородный немного приподнимается
Разум Элайджи проясняется, только когда волна дрожи проходит по его телу. Он сотрясается в оргазме, изливаясь в горячий девичий ротик, все еще держа белокурые волосы в кулаке, и Хелен судорожно глотает семя вампира, после чего поднимает на него мутные голубые глаза.
— Ты никогда не исправишься, — откашлявшись, обреченно говорит она, на что Майклсон притягивает девушку, скользя ладонями по тонким плечам.
— Я никогда не перестану тебя любить и ревновать, никто не смеет прикасаться к тебе, — вместо извинения твердо произносит он, не обращая внимания на то, как Хелен недовольно сводит брови, — ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда ты ушла с ним. Мне никто никогда за тысячу лет не делал так больно. Мне впервые в жизни захотелось умереть. Как ты могла так со мной поступить? Что будет со мной, ты подумала? Почему ты не рассказала мне о том, что задумала?
Ведьма физически чувствует боль, которая исходит от Первородного и чувство вины, что-то, что она действовала, не подумав, накрывает ее.
— Прости меня, — шепчет она, осторожно касаясь щеки вампира, — я не могла заранее тебя предупредить, Дерек бы почувствовал обман. Я люблю тебя, ты же это знаешь, не злись.
Все еще погруженный в свои мысли, Элайджа не отвечает ей, и Хелен на миг замирает, но затем на ее лице появляется тень улыбки. Она знает, как попросить у любимого прощения.
Ей хватает нескольких секунд, для того, чтобы стянуть с себя юбку и трусики, оставаясь полностью обнаженной, после чего, она медленно опускается на колени сидящего на диване вампира, который так и не привел в порядок свою одежду.
Она мягко ведет бедрами, касаясь влажной промежностью мужского паха и глаза Элайджи вспыхивают страстью.
— Что ты делаешь, ангелочек? — низким голосом спрашивает он, обхватывая ладонями тонкую талию, мягко покачивающейся ведьмы.
— Заглаживаю вину, — отвечает ему Хелен, и их губы сливаются в жарком поцелуе.
Движения ведьмы становятся все быстрее, и член вампира стремительно наливается желанием, твердея. Хелен накрывает его ладонью, направляя, и напряженная плоть легко проникает в истекающее соками лоно, отчего с розовых губок срывается горячий стон.
Ведьма начинает двигать бедрами, насаживаясь на член Элайджи, который мягко подается ей на встречу, входя до самого основания, и вскоре комната наполняется звуками их любви, пока они не достигают пика.
Хелен опускает лицо на грудь вампира, пока тот мягко перебирает ее волосы, выравнивая дыхания, после испытанного экстаза. На какой-то миг ведьма забывает о всех печалях и горестях и ей кажется, что существует только он — готовый убить за нее первородный вампир и их любовь, сильнее которой она не знала прежде. Она не знает сколько проходит времени, прежде чем блаженную тишину нарушает голос Элайджи.