Семья Карновских
Шрифт:
— Ты увидишь его, когда вырастешь, — отвечает отец.
А бабушка Карновская приходит. Она приносит ему сладкие коржики с изюмом и миндалем. Почему-то она говорит не так, как все, и его учит произносить непонятные слова, прежде чем попробовать коржик. Он не знает, что значат эти слова и зачем их говорить. А когда спрашивает у бабушки, она отвечает, что он еще мал, потом узнает. И предупреждает, чтобы он ничего не рассказывал ни маме, ни папе.
Скорее бы вырасти и все узнать, думает Егорхен. Лежа в кровати, он вытягивает ноги, мама говорит, так он вырастет быстрее. Но сколько бы он ни тянулся, он остается маленьким и по-прежнему ничего не понимает. Отец редко бывает дома. С утра он едет в клинику, потом посещает больных. Бывает даже, уходит из дома среди ночи. Тогда мама говорит, что его вызвали
Егорхен этого терпеть не может. Что там рассматривать? Отец еще несколько раз подбрасывает его, но вдруг опускает на пол.
— Тебе надо бы побольше гулять с мамой, играть с детьми, а не сидеть с Карлом у гаража. Понял, червяк зеленый?
Егорхен ужасно не любит, когда отец называет его зеленым червяком. И с детьми играть он тоже не любит. Они бегают, гоняются друг за другом, а он никого не может догнать, сразу устает. А они смеются и дразнят его аистом. Еще называют его цыганом из-за черных волос. Он не знает, как вести себя с другими детьми, даже побаивается их, не может взять за руку мальчика или девочку в саду, когда мама велит встать в круг и потанцевать.
— Егорхен, что это такое? — говорит мама. — Ребенок должен играть с детьми.
— Нет, — отвечает Егорхен.
Он не прочь поиграть, но что-то его не пускает. Дети избегают его, он смотрит на них с завистью и начинает их ненавидеть. Ему гораздо лучше со взрослыми, особенно с домашней прислугой. Он любит поболтать с кухаркой Лизетхен, а еще больше ему нравится садовник и шофер Карл, который всегда что-нибудь чинит. Карл интересно рассказывает о кораблях, в молодости он служил на флоте кочегаром. Егорхен не может дождаться, когда кончится обед или ужин, его тянет к Карлу. Но мама не пускает. Она говорит, что маленькому мальчику пора спать, загоняет его в постель и гасит лампу. Егорхен лежит с открытыми глазами, ему страшно.
Он видит в темноте рогатых чертей, о которых ему рассказывает служанка Лизетхен, ведьм с острыми подбородками и длинными волосами, летающих на метлах, и колдунов в красных колпаках: по ночам они забираются в дома через печную трубу. Он зажмуривает глаза, чтобы их не видеть. Но чем крепче он сжимает веки, тем больше вокруг ведьм и чертей. Они вылезают из печки, летают по комнате и водят хороводы. На железной топочной дверце фигурки трубочистов, один с лестницей, другой со щеткой и веревкой в руках. Егорхен видит, как трубочисты оживают, слезают с дверцы и прыгают вокруг него. Они дико хохочут, показывают длинные, красные языки. Он накрывается с головой, но трубочисты стаскивают одеяло и черными руками хватают Егора за плечи. Он зовет на помощь:
— Мама! Мама!
Мама прибегает и видит, что ребенок весь мокрый от пота. Дрожащими ручками он крепко обнимает ее за шею.
— Мама, они хотели посадить меня в мешок!
Тереза вытирает ему лоб. Она смеется над сыном: умный мальчик должен спать, а не лежать в темноте с открытыми глазами. Умный мальчик не боится ведьм и чертей, он знает, что их не бывает. Она зажигает свет: пусть сам посмотрит. И печной дверцы тоже нечего бояться. Тереза открывает печку, внутри все черное, но так и должно быть, это копоть от дыма. Только глупые мальчики верят, что через дымоход в дом пробирается всякая нечисть. А умный мальчик сейчас ляжет в кроватку, и уснет, и ничего не будет бояться. Ведь он сам видит, что в комнате никого нет. Правда, Егорхен?
— Мама, — говорит Егорхен, — при свете их не видно, а в темноте видно.
Тереза снова смеется. Какая ерунда! Наоборот, при свете все видно, а в темноте — нет. Потому свет и зажигают вечером, когда становится темно. Она объясняет, что для страха нет причины.
— Спать, спать, глупенький мой, — приказывает она. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, мама, — отвечает Егорхен.
Тереза укрывает его одеялом, целует в глаза и тихо выходит, погасив лампу.
Когда лампа гаснет, видения возвращаются.
— Йо-хо! — завывает черный, словно ветер в печной трубе.
Егорхен вскакивает с кровати и бежит в спальню родителей.
— Мама, папа! — кричит он. — Я боюсь!
Родители привыкли к такому. Они зажигают свет. Тереза вытирает сыну вспотевший лоб, доктор Карновский берет его к себе в кровать и выговаривает жене за то, что она позволяет Егору слушать сказки про чертей и бесов. Он занят сутки напролет и не может уделять сыну достаточно внимания. Но она, мать, должна следить, чтобы прислуга не забивала ребенку голову всякими глупостями. Если Карновский еще раз услышит, что Лизетхен помянула ведьму или черта, он велит ей убираться. Он зажигает свет во всем доме, берет сына за руку и водит по комнатам. А ну, где тут черти? Пусть попадется хоть один, они ему быстро хвост отрежут. Егорхен успокоился, он смеется, но все же не хочет возвращаться к себе в спальню. Можно он будет спать у родителей, хотя бы вот здесь, на полу? Нет, он больше никогда не будет бояться, но сегодня он хочет переночевать в их комнате. Вдруг во сне опять явится чернокожий французский солдат с ножом в зубах. Доктор Карновский разрешает сыну лечь к маме, и ребенок тут же засыпает.
— Бедный мой, маленький, — шепчет Тереза, рассматривая его тонкие ручки, сложенные на одеяле.
— Идиотские байки дяди Гуго, — ворчит Карновский. — Сабли, ножи, чушь собачья… Тысячу раз говорил, чтоб не оставляли ребенка с этим придурком!
— Господи Иисусе! — вздыхает Тереза и гасит свет.
Отец и мать лежат молча, но не могут уснуть. Оба беспокоятся за ребенка. Что-то с ним не так. Казалось бы, они молоды, здоровы, и ребенок должен быть здоров. Откуда у него эти страхи и фантазии? Людям свойственно перекладывать вину на других. Тереза считает, что виноват муж, мало внимания уделяет сыну. Отец должен больше заниматься ребенком, матери Егор не слушается, а его слушался бы. И как врач он мог бы делать больше, посоветовался бы с коллегами-педиатрами. Она бы и сама посоветовалась, но боится, муж рассердится, что она ему не доверяет. Еще и бабушка Карновская раздражает ребенка своими неуемными ласками, учит его еврейским молитвам, пичкает сладостями, к тому же перед обедом. Тереза пытается воспитывать сына, как написано в книгах для родителей, приучать его к порядку, к дисциплине, но где там с такой бабушкой. Сколько она просила свекровь не давать ему сладостей! Хотела даже пожаловаться мужу, но побоялась, что он неправильно поймет.
Георг лежит и размышляет, почему сын совсем не такой, как он. За ним никто так не присматривал, не трясся над ним, но он был веселый, здоровый, ничего не боялся. Это из-за того, что ребенку забили голову всякой глупостью, думает он. Лизетхен своими чертями, Гуго дурацкими историями про войну, бабушка Гольбек кирхой, святыми и чудесами. От него скрывают, но он знает, что бабушка таскает Егора в кирху и рассказывает ему про чудеса, а потом у ребенка разыгрывается фантазия. Он уже не раз собирался поговорить об этом с женой, но боится, что она обидится. Матери-то он сказал, чтобы не морочила Егору голову молитвами и благословениями, ни к чему это. Она, конечно, обиделась, но матери можно сказать. С тещей труднее, она и так считает его чужим. Как она это истолкует?