Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
На другом конце стола довольно бурно пререкались:
– Фат, - крикнул Абрикос, обернувшись к Фаври.
Тот подтвердил:
– Э, да я и сам частенько об этом себе твержу.
– Наверняка вполголоса.
Послышался смех. Верф одержал победу.
– Милейший Фаври, - произнес он нарочито громким голосом, - с вашего позволения, замечу: вы только что говорили о женщинах так, словно вам никогда не удавалось... поговорить с ними!
Даниэль посмотрел на Фаври, который заливался смехом, и ему показалось, что бывший питомец Эколь Нормаль бросил такой взгляд в сторону Ринетты, как будто из-за нее именно и началась перепалка; в этом взгляде было что-то наглое и плотское, и Даниэль вдруг еще больше невзлюбил
– А ты слышала историю про Фаври и про жену-прелюбодейку?
– Да нет, - воскликнула старуха, поддавшись на приманку.
– Рассказывай. И дай-ка мне папиросу, - обеду сегодня конца не будет.
– В один прекрасный день - она уже давным-давно была его любовницей является она к нему с чемоданом: "С меня довольно. Я хочу жить вместе с тобой и так далее".
– "Ну а твой муж?" - "Мой муж? Я ему сейчас вот что написала: "Дорогой... Эжен. Моя жизнь круто изменилась и так далее. Я жажду, и я вправе отдать всю свою нежность любящему сердцу и так далее... И такое сердце я обрела и ухожу..."
– Что до сердца, то, по правде говоря...
– Ну это ее дело. Послушай-ка, что было дальше. Мой приятель Фаври струсил, у него на шее женщина, и, что еще хуже, женщина, которая вот-вот получит развод, свободу, потребует, чтобы он женился на ней... И вот его осенила мысль, по его выражению, мысль гениальная. И он пишет мужу: "Сударь, признаюсь вам, что жена ваша оставила супружеский очаг ради меня. С приветом. Фаври".
– Вот здорово, - прошептала Ринетта.
– Да не очень, - возразил Даниэль с недоброй усмешкой.
– Увидите сами. Фаври - хитрая бестия - просто-напросто принял меры предосторожности на будущее; он знал, что муж на суде сошлется на это письмо, а законом запрещается любовнику жениться на своей сообщнице. "Знать кодекс - дело хорошее", - замечает он, когда рассказывает об этом похождении.
Ринетта подумала и, наконец поняв, в чем дело, воскликнула:
– Вот подлость!
Даниэль склонился к ней лицом, ее дыхание овеяло ему щеки, губы. Он глубоко вздохнул и полузакрыл глаза.
– Он ее бросил?
– осведомилась старуха.
Даниэль не отвечал. Ринетта вскинула на него глаза. Он сидел, так и не поднимая веки, не в силах скрыть желания. Она увидела вблизи его гладкую кожу, жестокий склад губ, вздрагивающие ресницы; и вдруг, словно давно уже ей были ведомы обманчивые тайны этого лица, что-то необоримое, как инстинкт, восстало в ее душе против него.
– Так что же случилось потом с этой женщиной?
– допытывалась мамаша Жюжю.
Даниэль овладел собой, но голос его еще слегка дрожал; он ответил:
– Прошел слух, что она покончила с собой. Он же утверждает, что она была больна чахоткой.
– Даниэль деланно засмеялся и провел рукой по лбу.
Ринетта сидела прямо, прижавшись к спинке стула, стараясь держаться как можно дальше от Даниэля. Отчего душу ее охватило такой смятение? Охватило сразу, как только она увидела его лицо, улыбку, взгляд. Все в этом красивом юноше ее отталкивало - и его манера склоняться, и его изящные движения, особенно его руки, выразительные руки с длинными пальцами... Никогда в жизни она бы не подумала, что в ней затаилась, так сказать, сидит настороже такая неприязнь к незнакомому человеку.
– Значит, попросту говоря, я кокетка?
– вскричала Мария-Жозефа, призывая в свидетели всех сидевших за столом.
Батенкур бесхитростно улыбнулся.
–
– Этого еще не хватало!
– выкрикнула г-жа Долорес.
Все обернулись. Но дело касалось мальчугана, он уронил полную ложку мороженого на свою черную курточку, и тетка потащила его к умывальнику.
Жак воспользовался тем, что она ушла, и спросил Поль, радуясь, что поближе с ней познакомится:
– Вы ее знаете?
– Немного знаю.
Говорить ей не хотелось, она вообще не была болтливой, да и вдобавок настроение у нее было невеселое. Но Жак только что с такой чуткостью к ней отнесся. И она продолжала:
– Представьте, ведь она женщина не злая. И к тому же богатая. Она долго жила с одним сочинителем, который все для театров пишет. А после вышла замуж за аптекаря, а тот умер. Она каждый год до сих пор большие доходы получает за его патентованные лекарства. Наверное, знаете, "средство от мозолей Долорес"? Неужели не знаете? Она молодец, ничего не скажешь: у нее в сумочке всегда есть образны на пробу. Средство - прямо блеск, можете убедиться. Сама-то она со странностями. Дома держит с дюжину кошек, тащит их отовсюду. И рыбок разводит, у нее в спальне стоит большой аквариум. Животных обожает. А вот детей не любит.
– Поль покачала головой.
– Чудная какая-то, - сказала она в заключение.
Ей трудно было дышать, когда она разговаривала. И Жак это заметил. Но все же он старался поддержать беседу. У него мелькнула мысль, что у нее больное сердце, и с губ сорвалось весьма некстати:
– "У сердца есть свои сужденья, неведомые рассудку".
Она призадумалась.
– "Они неведомы рассудку", - поправила она, ударяя пальцами по столу, словно по клавишам.
– Иначе стих корявый.
Его тянуло к ней, несмотря ни на что. Однако уже меньше хотелось посвятить ей жизнь. "Стоит мне чуть-чуть проникнуть в душу человека, и я уже готов полюбить его", - подумал он. Ему вспомнилось, как однажды на прогулке он заметил это свое свойство впервые: прошлым летом в лесу Вирофле, куда он отправился вместе с товарищами Антуана и студенткой медицинского факультета, шведкой, которая вдруг оперлась о его руку и стала делиться воспоминаниями о своем детстве.
И тут внезапно до его сознания дошло, что Антуан не пришел. Уже половина десятого!
Вне себя от нервной тревоги, забыв обо всем на свете, он стал трясти Даниэля за плечо:
– Уверяю тебя, что-то случилось!
– Да с кем?
– С Антуаном!
В это время все уже стали подниматься из-за стола. Жак вскочил. Даниэль стоял, держась поближе к Ринетте, и пытался его разуверить.
– Да ты просто спятил! Ведь ты знаешь, как бывает с врачами, задержали у больного...
Но Жака уже и след простыл. Он не мог рассуждать, не мог перебороть страшного предчувствия и сломя голову бросился к гардеробу; ни с кем не попрощавшись, забыв о Поль, ринулся он на улицу. "Я накликал на Антуана беду!
– в ужасе твердил он.
– Да, я, я... Возмечтал о черном костюме, который увидел на том субъекте, пересекавшем площадь Медичи!.."
Трио музыкантов принялось за вальс. Несколько пар уже кружились в зале бара. Даниэль заметил, как Фаври, выдвинув вперед подбородок, словно что-то вынюхивал и, моргая, уставился на Ринетту. И Даниэль стремительно подошел к ней, опередив его.
– Можно вас пригласить на бостон?
Она видела, что он направляется к ней, не спускала с него враждебного взгляда и, подождав, пока он не отвесит ей легкий поклон, сказала:
– Нет.
Он скрыл удивление, улыбнулся.
– Отчего же нет?
– спросил он, подражая ее интонации. И был так уверен в ее согласии, что добавил: - Ну, пойдемте же.
– И подошел совсем близко.