Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
– Перелом бедренной кости?
– нерешительно произнес врач.
Антуан не ответил. Он размышлял. "Слишком глубокий шок, - думал он, стало быть, наверняка причина иная. Но какая же именно?"
Он ощупал коленную чашечку, потом его пальцы стали медленно двигаться вверх, обследуя бедро; и вдруг из неприметной ранки на внутренней стороне ноги несколькими сантиметрами выше колена, струей хлынула кровь.
– Так и есть, - сказал Антуан.
– Бедренная артерия?
– воскликнул молодой врач.
Антуан стремительно поднялся с колен.
Мысль, что он должен один, самостоятельно принять
– мысленно задался он вопросом.
– Нет; она умрет по дороге в больницу. Тогда кто же? Я? Видно, придется. Иного выхода нет".
– Думаете попытаться наложить жгут?
– спросил доктор, которого удручало молчание Антуана.
Но Антуан и не собирался отвечать. "Безусловно, и не теряя ни минуты, подумал он, - быть может, и так уже поздно!
– Он зорко оглядел комнату. Наложить жгут. Но из чего его сделать? Ну-ка, посмотрим: на рыжей пояса нет; на занавесках нет подхватов. Где найти эластичную ткань? Да вот она!" И он мигом сбросил с себя жилет, отстегнул подтяжки, рывком разорвал их, снова опустился на колени и, свив тугой жгут, стянул бедро у самого верха.
– Так. Две минуты передышки, - сказал он, вставая. Пот заливал его щеки. Он чувствовал, что на него устремлены все взгляды.
– Она погибнет, если ее не оперировать сейчас же, - отчеканил он.
– Попытаемся.
И все отошли от кровати, даже женщина, державшая лампу, даже молодой врач, пребывавший в смятении.
Антуан стиснул челюсти, и его взгляд, сосредоточенный и жесткий, казалось, обращен был вовнутрь. "Главное - спокойствие!
– приказал он себе.
– Как же стол? А, тот круглый, который я видел, когда шел сюда".
– Посветите-ка мне, - крикнул он молодой женщине.
– А вы со мной, добавил он, обращаясь к доктору.
Быстрым шагом он вошел в соседнюю комнату. "Так. Это будет операционная, - соображал он. Смахнул со стола приборы, сложил стопкой тарелки.
– Здесь поставим лампу.
– Он завладел помещением, как полководец полем битвы.
– А теперь девочку сюда". Он вернулся в комнату; доктор и молодая женщина следили за всеми его движениями и шли за ним по пятам. Он указал врачу на девочку:
– Я возьму ее на руки. Она невесома. А вы поддерживайте ногу.
Он подсунул руки под спину девочки, которая чуть слышно застонала, и перенес ее на стол. Затем взял из рук рыжеволосой лампу, снял абажур и водрузил лампу на стопу тарелок. "Удивительный я человечина", - успел он подумать, оглядывая все вокруг. Лампа пылала, как раскаленный горн, и свет ее выхватывал из багрового сумрака лишь яркое лицо рыжеволосой и пенсне врача; безжалостный свет падал на тельце девочки; руки ее и ноги временами судорожно подергивались. В воздухе носились мухи, словно подстегнутые грозой. Антуан обливался потом от жары и тревоги. "Выдержит ли она операцию?" - спрашивал он себя. Но какая-то сила, которую он и не пытался определить, уже подхватила его. Никогда еще не бывал он так уверен в себе.
Он схватил сумку и, вынув оттуда пузырек с хлороформом и бинты, передал ее врачу.
– Выложите все куда-нибудь. Хоть на буфет. Снимите швейную машину. Разложите все по порядку.
Затем, обернувшись
– Уходите отсюда!
– приказал он. А когда они, пятясь, отступили в темную комнату, где стояла кровать, он указал рукой в противоположную сторону: - Нет! Подальше. Вон туда!
Они повиновались, прошли в другой конец комнаты и молча исчезли.
– Постойте, вы останьтесь!
– воскликнул он с досадой, обращаясь к рыжеволосой, которая собралась было пойти вслед за ними.
Она круто повернулась. На миг он задержал на ней взгляд: лицо у нее было красивое, пожалуй, чуть полное; вероятно, горе облагородило его, придав выражение какой-то сдержанности, зрелости; это понравилось Антуану. И невольно он подумал: "Бедная женщина! Но она мне понадобится".
– Вы мать?
– спросил он.
Она покачала головой:
– Нет.
– Ах, так, тем лучше.
– С этими словами он смочил марлю и, проворно расправив, положил на нос девочке.
– Ну, а теперь станьте здесь и возьмите вот это, - проговорил он, передавая ей пузырек.
– Когда я подам знак, смочите еще.
Запах хлороформа разнесся по всей комнате. Девочка застонала, несколько раз глубоко вздохнула и затихла.
Брошен последний взгляд: место боя расчищено; теперь только бы справиться с профессиональными трудностями. Решительный миг настал; тревожное чувство, охватившее было Антуана, развеялось как по волшебству. Он подошел к буфету, где врач уже почти закончил раскладывать на салфетке содержимое сумки. "А ну-ка, проверим, - подумал он, будто стараясь на несколько секунд все оттянуть.
– Набор инструментов - так! Скальпель, пинцеты. Коробка с марлей, ватой - все тут! Спирт. Кофеин. Йод. И прочее. Все в порядке. Приступим!" И снова он почувствовал внутренний подъем: тут были и вдохновенная радость деяния, и безграничная вера в себя, и предельное напряжение всех жизненных сил, и, главное, - восторженное сознание своего вдруг обретенного величия.
Он поднял голову и заглянул в глаза молодому врачу, словно спрашивая: "Выстоите? Дело трудное. Вся ответственность на нас!"
Молодой врач и бровью не повел. Теперь он следил за всеми движениями Антуана с готовностью точно выполнить любой приказ. Он понимал, что операция - единственное средство спасения; сам он никогда бы на нее не решился, но с Антуаном все казалось ему возможным.
"Молодой коллега держится молодцом, мне просто везет, - подумал Антуан.
– Ну что теперь? Таз. А к чему он? И так обойдемся". Он схватил флакон с йодной настойкой и облил себе руки до локтей.
– Теперь вы, - сказал он, передавая пузырек врачу, который с лихорадочной поспешностью протирал стекла пенсне.
В окне блеснула яркая молния, а вслед за ней раздался сильный удар грома.
"Рановато затрубили фанфары, - подумал Антуан.
– Я даже скальпеля не успел в руки взять. А рыжеволосая и не вздрогнула. Гроза даст разрядку нервам и освежит воздух. Тут, под крышей, наверняка градусов тридцать пять". Он обложил ногу марлей, ограничив операционное поле. И перевел глаза на молодую женщину: