Семья Тибо (Том 1)
Шрифт:
– Значит, теперь ты совсем свободен, Жак? Совсем, совсем свободен?
– И с наигранной непринужденностью спросила: - Что же ты намерен делать?
– Что делать?
– Ну да, куда собираешься поехать? Ведь ты будешь свободен целых два месяца.
– А никуда.
– Как никуда? Думаешь немного пожить вместе с нами?
– спросила она, вскинув на него круглые блестящие глаза - такие глаза бывают у верной собаки.
– Да, а десятого я поеду в Турень, на свадьбу к приятелю.
– Ну а потом?
– Да еще не знаю...
– Он отвернулся.
– Думаю провести все каникулы в Мезоне.
–
– шепнула она, стараясь уловить взгляд Жака.
Он улыбнулся, радуясь, что доставляет ей такое удовольствие, его уже не пугала мысль, что придется прожить два месяца бок о бок с этой наивной ласковой девушкой, которую он любил, как сестру; пожалуй, больше, чем сестру. Он никогда не думал, что его появление так украсит жизнь этой девчушки, да, именно его появление, хотя, право же, он никогда и никому не был нужен; это открытие преисполнило его такой благодарности, что он схватил ее руку, лежавшую в траве, и стал ее поглаживать.
– Какая у тебя нежная кожа, Жиз! Ты тоже пользуешься огуречной мазью?
Она засмеялась и вся как-то подалась к нему, и тут только Жак увидел, какая она гибкая. Ее чувственность была здоровой, веселой, как у молодого зверька, а гортанный смех то напоминал безудержный ребяческий хохот, то звучал как воркование влюбленной голубки. Но ее девственной душе было покойно в пышном юном теле, хотя она уже испытывала множество каких-то желаний, которые приводили ее в трепет, но сама она не подозревала еще, что они означают.
– Тетя по-прежнему не хочет, чтобы я в этом году играла в теннис, заметила она, состроив гримаску.
– А ты будешь ходить в клуб?
– Конечно, не буду.
– А кататься на велосипеде будешь?
– Да, пожалуй.
– Дивно!
– воскликнула она... Казалось, ее глаза всегда видят какие-то чудесные картины.
– Знаешь, тетя обещала отпускать меня с тобой. Согласен?
Он всмотрелся в ее темные блестящие глаза.
– У тебя хорошенькие глазки, Жиз...
Она вдруг смутилась, и ее глаза еще больше потемнели. С улыбкой она отвернулась. Что-то веселое, смешливое, прежде всего поражавшее при взгляде на нее, проявлялось не только в блеске глаз и не только в том, что в уголках ее губ все время мелькали, то возникая, то исчезая, две ямочки, - нет, все в ней смеялось: и скуластые щеки, и кончик вздернутого носика, и округлый мальчишеский подбородок, и все ее полное тело, от которого веяло здоровьем, бодростью.
Он не отвечал на ее вопрос, и она всполошилась:
– Согласен? Да говори же! Согласен?
– На что согласен?
– Согласен брать меня с собой в лес или в Марли 58 , как прошлым летом?
Она так обрадовалась, увидев, что он улыбается в знак согласия, что подкатилась к нему, прижалась и поцеловала. Они лежали бок о бок, вытянувшись на спине, вглядываясь в просветы меж ветвями развесистых деревьев.
Слышно было, как журчит водомет, как квакают вокруг бассейна лягушки-древесницы; время от времени доносились голоса прохожих, идущих вдоль садовой ограды. Тяжелый аромат петуний, липкие чашечки которых целый день припекало солнце, доносился от жардиньерок с веранды, наполняя знойный воздух.
– Какой же ты потешный, Жак, все о чем-то раздумываешь! Ну о чем тебе думать?
Он
– Думаю о том, что у тебя хорошенькие зубки.
Она не покраснела, но пожала плечами.
– Нет, я серьезно говорю, - произнесла она каким-то ребяческим тоном.
Жак расхохотался.
Вокруг них вился шмель, весь распушившийся в огнистом солнечном свете. Он ткнулся в лицо Жаку, словно моточек шерсти, потом пошел к земле и исчез в траве, гудя, как молотилка.
– А еще я думаю, что этот шмель похож на тебя, Жиз.
– На меня?
– Ну да, на тебя.
– Отчего?
– Сам не знаю, - произнес он, снова растягиваясь на спине.
– Он такой же чернявый и кругленький, как ты. И даже его жужжание чуть-чуть похоже на твой смех.
И само замечание, и серьезный тон Жака, казалось, повергли Жизель в глубокое раздумье.
Оба замолчали. На лужайке, отливающей золотом, удлинялись косые тени. И Жизель, до лица которой стали добираться лучи солнца, опять расхохоталась, как будто ее щекотали золотые блики, игравшие на ее щеках и слепившие ей глаза сквозь сомкнутые ресницы.
Когда звонок у калитки известил о приходе Антуана и Жак увидел брата в конце аллеи, он решительно встал, словно заранее обдумав, что будет делать дальше, и побежал ему навстречу.
– Ты сегодня же уедешь?
– Да, в десять двадцать.
И Жак снова обратил внимание не на то, что лицо у Антуана утомленное, а скорее на то, что все оно лучится, что в нем появилось какое-то непривычное, чуть ли не воинственное выражение.
Он сказал негромко:
– А ты не навестишь вместе со мной после обеда госпожу де Фонтанен? Он почувствовал, что брат колеблется, отвел глаза и торопливо добавил: - Мне просто необходимо нанести ей визит, а так неприятно идти туда одному.
– А Даниэль там будет?
Жак прекрасно знал, что его не будет, но ответил:
– Разумеется.
Они замолчали, увидя, что в одном из окон гостиной показался г-н Тибо, державший в руке развернутую газету.
– А, вот и ты?
– крикнул он Антуану.
– Мне приятно, что ты приехал. Он всегда говорил с Антуаном уважительно.
– Не входите, я сейчас спущусь к вам.
– Так решено?
– прошептал Жак.
– Сошлемся на послеобеденную прогулку?
Господин Тибо никогда не поминал о том, что в свое время запретил Жаку возобновлять сношения с семьей Фонтаненов. Из осторожности никто не произносил при нем фамилию людей, которых он не терпел. Было ли ему известно, что его повеление давным-давно нарушено? Кто знает. Отцовская самоуверенность ослепляла его до такой степени, что, пожалуй, мысль о подобном неповиновении просто не приходила ему в голову.
– Итак, он принят!
– произнес г-н Тибо, тяжелой походкой спускаясь со ступеней крыльца.
– Наконец-то мы можем быть спокойны за будущее.
– И прибавил: - Давайте пройдемся перед обедом по дорожке вокруг лужайки.
– И чтобы объяснить, почему он сделал такое необычайное предложение, сейчас же объявил: - Мне нужно побеседовать с вами обоими. Но сначала поговорим о другом.
– И он обратился к Антуану: - Ты не читал сегодняшних вечерних газет? Что пишут о банкротстве Вильбо? Не видел?