Семья вампиров

Брэдбери Рэй Дуглас

— Нет, господа, в церкви идут приготовления к празднику Богородицы, а потому ризница и архив возле нее замкнуты. Но если мистер Гарри позволит, то я могу прочесть письма, найденные сегодня в Охотничьем домике. Мы были там с управляющим, и домик, как уже известно, не успели приготовить к сегодняшнему вечеру. Он оказался очень запущенным. Даже к завтрашнему дню будет готова только часть дома: столовая и несколько спален, — говорил библиотекарь. — Убирая одну из спален, управляющий нашел в столе пачку писем и передал ее мне.

Я просмотрел их, мне кажется, что письма эти имеют связь с дневником учителя, и если господа пожелают, я их прочту, — предложил Карл Иванович.

— Просим, просим!

— Я предполагаю, — продолжал Карл Иванович, — что это пишет один товарищ другому; место отправления, судя по пометке, Венеция.

Письма к Альфу

Письмо первое.

«Милый Альф!

Ты не можешь себе представить, как я счастлив. Мне разрешено, вернее, наконец-то я могу вернуться на родину, которую оставил семилетним мальчиком. До сих пор для меня остается тайной, за что и почему я был отослан из родительского дома.

Я много раз тебе рассказывал, как богато и весело жилось мне в родовом замке отца, но я как-то стеснялся рассказать тебе последние мои впечатления. Сегодня мне хочется это сделать. Не знаю сам, что побуждает меня к тому.

Начинаю я с прекрасного, весеннего вечера. Солнце еще не закатилось, сад благоухал запахом цветов; все домашние после обеда собрались на террасе. Я и малютка Люси, моя сестренка, также присутствовали там. Любимая собака мамы лежала около нас.

Вдруг вошел слуга и доложил отцу, что какой-то незнакомый господин просит разрешения переговорить с отцом. Тот согласился, и на террасе предстал пожилой, совершенно седой господин, одетый в длинное полумонашеское платье. Мне врезались в память его красноватые на выкате глаза и пунцовые губы на бледном лице.

При первых звуках его голоса Нетти, любимая собака матери, вскочила и, ощетинившись, бросилась на него. Она хотела вцепиться в его ноги, но страх перед палкой, которую держал незнакомец, заставил ее отступить.

— Поразительно, что это с нашей Нетти, сказала моя мать. — Извините, — обратилась она к незнакомцу, — это первый раз, чтобы она бросалась на чужих.

— Петро, выведи собаку, — велел отец лакею.

Незнакомец, казалось, не обратил никакого внимания на выходку собаки и с низким поклоном подал отцу большой запечатанный конверт.

Пробежав глазами несколько строк, отец обратился к матери, и начал излагать ей содержание письма. Я, конечно, не понял, о чем шла речь, да и не все слышал. Дело кончилось тем, что отец и мать предложили незнакомцу сесть и изъявили свое согласие на его просьбу. Пропустив первое мимо ушей, незнакомец спросил:

— Когда же вы позволите мне привезти гроб?

— Завтра, если хотите, — ответила мать.

Поклонившись, незнакомец удалился.

О чем говорили отец

с матерью, я не разобрал; поминали капеллу, деда, старый портрет, но какую все это имело связь, я тогда не понял.

Вчера мне не удалось закончить письма: пришел Сильвио и уговорил меня ехать прокатиться на Лидо. Вечер был чудесный. Гондола наша тихо скользила по воде. Отблеск заходившего солнца золотил облака. Вокруг нас раздавались пение и музыка с соседних гондол.

Я, настроенный на воспоминание о прошлом, думал о моей матери и ее преждевременной кончине. Она умерла, когда я уже был в Нюрнберге. Как прекрасна она была и как быстро увяла. До сих пор я не знаю, что за болезнь свела ее в могилу. На мои вопросы отец не отвечал, так же как не объяснил мне причин, по которым я был отослан из замка.

— Это желание твоей матери, — был его ответ.

Но почему? — мучился я вопросом. — Она ведь так любила меня?

Я ясно представлял себе мою мать: высокая, стройная, с тяжелыми русыми косами. Голубые глаза любовно и нежно смотрят на меня… Я точно чувствую их… и что же… два глаза смотрят на меня, но это не голубые глаза матери, а жгучие, черные, чьи-то дикие глаза.

Они промелькнули и исчезли… А я не могу их забыть!.. Мне необходимо еще раз увидеть их!..

Пока прощай.

Твой Д.»

Письмо второе.

«Милый Альф!

Вот уже две недели, как я не писал тебе. Представь, я даже не заметил, что прошло так много времени!.. Ты простишь мне, если я скажу, что совершенно безумно, безмерно счастлив!!

Я нашел ее, нашел обладательницу тех черных глаз, что смотрели на меня на Лидо. Глаза эти при свете солнца еще прекраснее. Да и вся она хороша! Возьми любые описания красавиц Венеции, взгляни на картины венецианских мастеров — и ты будешь иметь полное представление, но не о ней, а только о ее тени…

Она знатного рода, но сирота и небогата. Живет под присмотром своей кормилицы; вот и все, что я пока о ней знаю.

Я уже тебе сообщал, что мое невольное изгнание с родины закончилось, и что я теперь могу вернуться в родительский дом. Возвращение мое невесело, так как возможность вернуться я получил только благодаря смерти отца. Много лет я уже не имел известий из родного дома. Отец, под угрозой своего проклятия, запретил мне самовольно явиться в замок: «Когда придет время, я позову тебя».

И вот старый слуга Петре написал мне, что отец скоропостижно скончался от разрыва сердца, как определил врач. Петро в детстве был моим дядькой и отвозил меня в Нюрнберг. Он просил прислать нотариуса для продажи замка и прибавляет, что таково желание отца. О моем возвращении он не говорит ни слова. Точно этого и быть не может…

Нет и нет! Я еду домой, хотя бы это стоило мне жизни! Я хочу наконец знать тайну, что окружает смерть моей матери.

Да и сказать ли тебе, я мечтаю, что поеду туда не один…