Семья
Шрифт:
— Пора вам очерками заняться, — сказал Алексей Ильич Колесов, давая Валентину задание. — Для начала побывайте на передовой шахте, посмотрите, как там организуют работу, а потом и о других судить сможете.
Колесов подошел к этажерке с книгами, достал журнал «Уголь» и протянул его Валентину.
— С горным комбайном не знакомы? Вот здесь о нем есть. Посмотрите, чтобы потом не было сногсшибательных сенсаций.
Задание Валентин принял неохотно: он начал чувствовать странный холодок ко всему, что связывало его с газетой, к заказам сотрудников на организацию статей, информации и даже к простому
Шагая сейчас по обочине дороги, Валентин думал, что неплохо бы написать очерк о главном инженере шахты Клубенцове. Его он немного знал, с другими же пришлось бы порядочно повозиться.
А кругом было столько света и жизни, что на них нельзя было не откликнуться. Близкое, в полнеба, солнце плавилось в весенних лужах; дорога и канавы, покрытые водой, сверкали до рези в глазах; теплый ветер овевал лицо свежим запахом прелой земли и талой воды; и столько было величественно-нового, не познанного ранее, в бурном, ни на минуту не замирающем шуме трудовой жизни заводов, шахт с их гудками и грохотом, что Валентин восхищенно остановился, оглядываясь вокруг.
Сзади послышался гудок автомашины. Валентин не успел перескочить через канаву, как мутно-зеленая «Победа» пронеслась совсем рядом, обдав его брызгами грязной воды и сладковато-горьким запахом бензина. Все же он успел заметить сидящего рядом с шофером седого, моложавого мужчину. Это был дядя Галины, главный инженер шахты — Иван Павлович Клубенцов.
«Хорошее начало очерка, — усмехнулся Валентин, вытирая грязь на брюках, — совсем, как у Желтянова в его штампованных корреспонденциях: «...с главным инженером мы познакомились...» Вот и познакомились. Забросал грязью и даже не остановился, не сказал: «Садись, подвезу!»
С Иваном Павловичем Валентин познакомился на том небольшом семейном торжестве, где было официально объявлено о женитьбе Валентина и Галины. Из приглашенных были лишь Клубенцовы; пили мало, восторженных речей не произносили, а просто пожелали молодоженам прожить счастливо до седин, спели несколько украинских песен, до которых Иван Павлович был страстный охотник, потанцевали и еще до часу ночи разошлись. Иван Павлович не понравился в тот вечер Валентину: в разговорах сухость какая-то, обращается все больше к сестре, Нине Павловне, а с Валентином перекинулся лишь парой общих фраз.
А вот и шахта. На территории шахтного двора Валентин остановился, с любопытством оглядываясь. Близкое посапывающее гуденье моторов на эстакаде, торопливые гудки то и дело подъезжающих под бункеры автомашин, дробный грохот сыплющегося угля; по огромной горе терриконика медленно, упрямо взбирается вагонетка, и даже слышно, как она поскрипывает; тяжело, неторопливо прополз груженый состав, выходя из-под погрузки на основную линию, чтобы отправиться в далекий рейс. А над всей этой обыденной суетой шахты, над приземистыми одноэтажными зданиями, эстакадой и терриконом стоял, твердо вонзив стальные ноги в землю, и от этого казалось, что он вырастал из нее, огромный копер. На вершине его, трепыхаясь птицей, бился небольшой красный флажок.
— Любуешься? — спросил неожиданно подошедший главный инженер. — Красавица шахта! Две с половиной тысячи тонн угля каждые сутки качаем, — и перевел разговор. — Ну, как дома, все живы-здоровы?
Валентин подал ему удостоверение. Пробежав его глазами, Иван Павлович помрачнел.
— Та-ак... — протянул он, возвращая книжечку. — Все еще на побегушках, значит? Плохо это, — и положил руку на плечо Валентина. — А ты откровенно мне скажи, как своему человеку, что ты о будущем думаешь? Что ты с этой, извини за выражение, бумажкой выбегаешь? Надо прочно, на обе ноги сразу вставать в жизни, а не лазить по закоулкам.
— Знаю я все это, — нахмурился Валентин.
— Знаешь? Но знать-то мало... — опустил руку Иван Павлович, доставая папиросы. — Куда ты идти надумал, что у тебя за душой, какие способности, стремления?
— Ладно, Иван Павлович, — грубо обрезал Валентин, потому что невыносимо тоскливо и обидно вдруг стало на душе: вот и еще одна пощечина. — Вы в мою шкуру влезьте, учить-то все могут, — и, закусив губу, отвернулся.
— Шел бы ко мне, — тихо, с приязнью, сказал Иван Павлович. — И в забое не зазорно работать, все начальники с малого начинали!.. А так, куда тебя определить? В какой-нибудь отдел костяшками счет брякать?
Валентин покачал головой:
— Не пойду...
— Ну вот, видишь... Думай, думай, давай, Валентин. С Ниной Павловной, с Галиной советуйся. Жизнь надо начинать, и начинать без метаний. Она, жизнь, тех, которые мечутся, не любит. Определи раз и навсегда — вот мое место — и действуй.
Об очерке, конечно, не было сказано ни слова.
— Ну, я в шахту, — протянул руку Иван Павлович.
— А... мне можно в шахту с вами? — неожиданно даже для себя спросил Валентин. Вероятно, в этом желании было не одно любопытство (Валентин еще ни разу не был в шахте), он бессознательно чувствовал, что ему надо, наконец, своими глазами увидеть, каковы же они, эти шахты, как там, внизу, люди работают.
— В шахту? — внимательно глянул на него Иван Павлович. — Что ж... Пойдем.
Пахнуло характерным запахом подземелья, едва они с Иваном Павловичем, одетые в шахтерские спецовки, двинулись по наклонному ходку вниз, в шахту. Здесь словно царил другой мир, тихий, придавленный метровыми наслоениями почвы. Но ощущение подземелья вскоре стало исчезать, и Валентин подумал, что воздух в шахте почти такой же, как на поверхности, если не обращать внимания на привкус плесени.
Ступени круто уходили вниз. Валентин едва успевал за Иваном Павловичем, которому каждая выбоинка здесь была знакома. Вот уже и пот проступил на шее и лбу, а Иван Павлович быстро и ловко уходит и уходит вниз. Наконец, дошли до ровного, ярко освещенного коридора, где были проложены очень узенькие, как подумалось Валентину, — гораздо уже обычных, железнодорожных, — рельсы.
— Ну, куда направимся? — обернулся Иван Павлович. В шахтерской спецовке он уже не казался таким строгим и солидным, как в обычной одежде.
Валентин подумал и сказал, что лучше туда, где комбайны работают. Иван Павлович улыбнулся и ответил, что они во всех лавах работают, и можно пойти в седьмую лаву, там сейчас ведет подрубку Клим Семиухо, и справился, слыхал ли Валентин о таком. Валентин кивнул головой и добавил, что о Семиухо весь Шахтинск знает: это лучший машинист комбайна в бассейне.