Семья
Шрифт:
Сегодня с утра он также засел за книги. Задание Петра Григорьевича давалось почему-то удивительно легко, вероятно, Валентин уже «вработался», представление о взаимосвязи узлов машины было уже не таким абстрактным. Многие непонятные положения все больше и яснее раскрывались ему, и это радовало, окрыляло.
Полдень. Валентин решил прогуляться и вышел на улицу. Жара вмиг оплела его, и он побрел к реке.
На песчаном плесе реки с визгом и смехом булькались в воде девчата. Он прошел совсем недалеко от них, углубляясь по тропке в лес. И почему-то вдруг навеялось воспоминание детства...
Небольшое
Вокруг же, нарастая с каждой минутой, слышался веселый гомон речных чаек, береговых куликов, синиц, которыми прибрежные кусты были богаты.
Мимо, вниз по течению, проплывали лодки с заспанными ребятами. В носовой части лодок выставлялось по доброму десятку удилищ: ребята ехали на рыбалку.
Валентин любил все, что его окружало: реку, ребят, плывущих на лодках, прибрежный лес. Но ему не нравилось, когда мешали его одиночеству, нарушали плавный, словно течение этой реки, ход мыслей.
Позднее, когда жаркое солнце поднималось все выше и окрестность охватывала звенящая летняя тишина, Валентин медленно возвращался в село. Он шел среди малахитовых прибрежных лугов, обильно напоенных росой. Густые запахи земли, настоянные на горячем, обильном истечении, исходящем от душистых медуниц, и терпкий, характерный запах атласно-белых ромашек охватывали Валентина, учащая биение сердца. Он останавливался, безмолвно замирал где-то в середине широкого луга. И в эти долгие минуты ему очень хотелось, чтобы рядом была она — Валерия Васильевна, учитель географии. Девушка весной окончила институт и преподавала первый год. Темпераментная, бойкая она внесла в класс столько оживления, горячей энергии, что ученики ее сразу полюбили. И трудно было догадаться ей, что среди учеников есть один такой, сердцу которого она мила не только как учительница.
А Валентин ночами беспокойно ворочался в постели: перед глазами вставала Валерия Васильевна — не учительница, а темноглазая, смеющаяся девушка, от случайного взгляда которой по сердцу пробегала теплая волна.
Перед зимними каникулами в портфеле Валерии Васильевны оказались стихи. Строгая, с нахмуренными бровями, стояла Валерия Васильевна перед классом и спрашивала, показывая ребятам лист бумаги:
— Кто писал это?
Никто не понял, о чем шла речь.
— А что это такое? — спросила, насмелившись, одна девушка.
— Я хотела наедине поговорить с тем, кто писал это, — усмехнувшись, сказала Валерия Васильевна. — Но он, оказался, не из храбрых. Тогда я скажу всем. Может быть, вы узнаете сами. Здесь стихи... Мне на память...
— Стихи? Кто же может их написать? — Все, не сговариваясь, повернулись почему-то в сторону Валентина, ведь все знали, что в школе он один пишет стихи.
С этого дня Валентин так же остро, как раньше, любил, стал ненавидеть молодую учительницу.
А в знойное лето, перед самым уходом в армию, он встретился
— Валентин!
Он нахмурился, он не хотел бы видеть в эти часы Валерию Васильевну. А она бежала, как девчонка, к нему по лугу, и один раз ему даже показалось, как сверкнули на бегу ее коленки.
— Ты уходишь в армию? — едва переводя дыхание, быстро заговорила она, беря его руку. Они были уже одного роста — так вытянулся за эти годы Валентин.
— Да... Ухожу...
А ее рука жгла его ладонь, и ему почему-то стало нестерпимо душно. Она пошла впереди лугом к реке, безмолвная и тихая, а в его сердце вырастало что-то нежное, когда он, идя следом, смотрел на пушистые, легкие волосы Валерии Васильевны.
— А ведь я люблю тебя, Валентин... — вдруг обернулась она, и Валентин оказался с ней лицом к лицу. Он, вероятно, побледнел, потому что Валерия Васильевна грустно усмехнулась. — Все эти годы я наблюдала за тобой, ты мне все больше нравился, но я не могла открыто сказать тебе об этом, ты догадываешься, почему... Я старше тебя, но не это останавливало меня... Ты — мой ученик, и разве простили бы мне такое? А теперь другое дело, скоро ты уйдешь туда, далеко, где сейчас многие, так знай же правду.
Но он молчал, ему казалось странным все это, и Валерия Васильевна поняла его. Лицо ее, которое он привык всегда видеть веселым, потускнело, она отпустила его руку и медленно пошла обратно. И вдруг обернулась, подбежала к нему и совсем неумело, но горячо поцеловала его в губы...
И больше он ее не видел...
Воспоминание резко оборвалось: разбрызгивая воду, на берег выскочила и бросилась к нему Зина.
— Валентин!
Зина, запыхавшаяся, радостная, была совсем рядом, он бессознательно отметил, как, по ее упругим гладким икрам крупными струйками стекает вода.
— Вы... к Ефиму приехали в гости? Да? — застыла возле него Зина.
«Какая у нее... смелая фигура», — неожиданно подумал он, отводя глаза.
— Нет, я совсем приехал... На шахте работаю... А где Ефим?
— Ефим? — и вдруг повернулась и побежала к реке, бросив на ходу:
— Я оденусь... Подождите меня...
Когда Зина возвратилась, он повторил вопрос:
— Где Ефим?
— Он в первую смену эту неделю... Вечером будет дома...
— Я в это время буду в шахте. Кем он работает?
— Навалоотбойщиком... А вы серьезно к нам сюда совсем приехали, да?
— А разве в это трудно поверить? — с легкой иронией посмотрел он на Зину.
Она ничего не сказала, как-то странно отвела глаза и пожала плечами.
— Купаться будем? — вдруг предложил Валентин.
— Ага... — радостно мотнула головой Зина и первой побежала на плес.
6