Семья
Шрифт:
Валентин подошел к окну и отдернул занавеску. Серебряные узоры, выведенные февральским морозом, сверкали золотым отливом; на гранях их весело поблескивали, переливаясь, ярко-малиновые и палевые цвета. Это из-за соседней крыши вырвалось зимнее солнце.
Дом, в котором жили Жарченко, стоял среди десятка таких же стандартных светло-розовых зданий на небольшом взгорье. Отсюда весь гороЫд был хорошо виден.
«Красивый город», — подумал Валентин, с интересом разглядывая улицы.
Над проснувшимся городом повисла розовато-сизая дымка: дымились далекие конусы
«Ну вот, это и есть тот город, который я уже немного знаю по письмам Галинки... И все же — это совсем, совсем незнакомый город. Что ждет меня здесь, что?» — Валентин вздохнул, не отрывая взгляда от окна. — «Галинка, Галинка... В счастливый ли день мы подумали первый раз друг о друге?»
4
На третий день после приезда Валентина Галина вернулась домой поздно вечером. И пришла не одна: из прихожей раздавались голоса и веселый смех. Валентин открыл дверь второй комнаты: у стола сидели белокурая девушка и чернявый мужчина. Вероятно, это его объемистый желтый портфель лежал на столе. Мужчина удивленно повел глазами на Валентина, но уже через мгновенье оживленно продолжал:
— Ни в одной из парикмахерских нашего города нет настоящего мастера, такого, который был бы и культурен, и обходителен, и дело свое знал. А вот в Киеве, помню...
Галина при появлении Валентина смущенно покраснела и как-то неловко перебила мужчину:
— Познакомьтесь, пожалуйста.
Тот непринужденно встал и первым протянул руку:
— Бурнаков... Борис Владимирович.
Белокурая девушка также поднялась:
— Ольга Николаевна.
— Вы давно были в Киеве? — заинтересованно спросил Валентин. — Наверное, и не узнать его сейчас.
— А вы что, были в Киеве, да?
— Был... Во время войны...
— Освобождали его?
Валентин пожал плечами:
— Не знаю, как и сказать... Настолько, насколько участвовала авиация в освобождении его.
— Вам просто повезло, мой милый. — Бурнаков небрежно откинулся на стуле. — Я вот не из тех счастливцев, кому удалось принять участие в боях за нашу страну.
Валентин с иронией взглянул на Бориса Владимировича:
— А из каких вы счастливцев?
Бурнаков, не обратив внимания на задиристый тон собеседника, спокойно возразил:
— Из тех, кого забраковали наши эскулапы. Зрение подвело. Сказалась моя ранняя страсть к чтению. С пяти лет, по уверениям моих тетушек, начал я читать, — он снисходительно усмехнулся, — в восемь лет, молодой человек, очки уже украшали вот эту переносицу. Хорошо, что папины связи в Москве позволили проконсультироваться у одного знаменитого профессора. А иначе... — Борис Владимирович,
Валентин заметил на себе неодобрительный взгляд Галины. «Сердится, что я так обошелся с этим... красавчиком», — решил он и сказал, нарушив неловкое молчанье:
— М-да... Иначе было бы плохо...
Бурнаков отвел глаза и нервно застучал пальцами по коленке, потом быстро спросил Ольгу Николаевну:
— Вы хотели, кажется, что-то взять у Галины Васильевны?
— Да, да, Галя... Сборник диктантов ты мне сможешь дать до завтра?
— Конечно.
Валентин решил, что Бурнаков обиделся на него,
— Ну, извините, — сказал он Борису Владимировичу. — Я тоже вот... чтением занялся. Жаль, но придется оставить вас.
— Пожалуйста, пожалуйста... — торопливо вскочил Борис Владимирович.
Валентин ушел в другую комнату. Усевшись за стол, он раскрыл книгу, пробежал глазами по строчкам, но из строчек на него глянуло красивое, пасмурное лицо Бурнакова, и Валентин, захлопнув книгу, усмехнулся: «Мешает сосредоточиться. Красив он, однако. Женщинам должен нравиться. Вот и Ольга Николаевна на него уже преданно посматривает. А Галина? Напрасно я не понаблюдал за нею... Хотя, ни к чему это».
Валентин снова взялся за книгу, усилием воли заставляя себя сосредоточиться.
За дверью послышалось: «До свиданья...», «До завтра...» — и через минуту в комнату вошла Галина. Сердце Валентина дрогнуло при взгляде на ее гибкую фигуру и зарумянившееся лицо. Он отвел взгляд и скорее почувствовал, чем увидел, как она подошла и молча стала около него.
— Эх, ты, злючка! — тихо и ласково сказала Галина. — Теперь Борис Владимирович всем в школе расскажет, какой ты невыдержанный. Нельзя так. — Она села рядом. — И потом... Ты напрасно не поговорил с ним.
— О чем? — заинтересовался Валентин.
— О стихах. Он пишет стихи. И, мне кажется, удачные. Частенько в городской газете «Шахтинский рабочий» печатают.
Валентин прищурил глаза, устремив задумчивый взгляд в окно.
— Это хорошо, если печатают... — и оживленно повернулся к Галине. — А мне пора, Галина, и о работе ведь думать... В газете у вас штат полный?
— Не знаю, — ответила Галина и добавила: — Ох, и горячий ты, нетерпеливый. Еще не осмотрелся, а уже подавай работу...
— А на шахтах как, рабочих принимают? — снова спросил Валентин. — Может быть, пойти на шахту?
— На шахту? — удивленно глянула Галина. Право, она как-то не подумала, что у Валентина появится желание работать в шахте. Скорее всего, ей хотелось, чтобы он устроился в редакцию, ведь пишет же он стихи, значит, есть способности, или же пошел учиться в горный техникум. Там есть общежитие, а если (втайне призналась она себе) они поженятся, то будут жить здесь, вместе. Конечно же, после окончания техникума он не будет простым шахтером, он способный. А простым шахтером... нет! Валентину нужно расти, иначе он огрубеет, они не будут до конца понимать друг друга... Нет, нет, только не в шахту.