Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII
Шрифт:
— Царствуйте,— повторил король, отворачиваясь
— Тогда подпишите: на этой бумаге начертано: «Такова моя воля: взять их живыми или мертвыми».
Людовик, который по-прежнему сидел, откинувшись на спинку кресла, безвольно опустил руку на роковую бумагу и подписал.
— Сжальтесь, оставьте меня, я умираю! — пробормотал он.
— Это еще не все,— возразил тот, кого называют великим политиком.— Я не уверен в вас; отныне мне нужен залог, поручительство. Подпишите еще одну бумагу, и я вас покину.
Когда король приезжает к кардиналу, гвардейцам последнего оставаться при оружии; когда же кардинал является к королю, его гвардейцам
Кроме того:
Его величество обязуется отдать кардиналу в качестве заложников обоих принцев, своих сыновей, как поручительство своей чистосердечной к нему привязанности.
— Моих детей! — воскликнул Людовик, приподнимаясь.— И вы осмеливаетесь…
— Предпочитаете, чтобы я удалился?— спросил Ришелье.
Король подписал.
— Все ли это наконец?— спросил он с глухим стоном.
Но это не был конец: ему уготовано было новое испытание.
Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошел Сен-Мар. На этот раз затрепетал кардинал.
— Что вам угодно, сударь?— спросил он, схватив колокольчик, чтобы позвать слуг.
Обер-шталмейстер был не менее бледен, чем король; и, не удостоив Ришелье ответом, он спокойно приблизился к Людовику XIII. Тот взглянул на него, как смотрит человек, только что приговоренный к смерти.
— Вам нелегко меня арестовать, государь, так как у меня под началом двадцать тысяч солдат,— сказал Анри д'Эффиа тихо и кротко.
— Увы, Сен-Мар, ты ли натворил все это?— спросил Людовик горестно.
— Да, государь, и я сам приношу вам свою шпагу, ибо вы, вероятно, только что предали меня,— сказал он, отстегивая шпагу и кладя ее у ног короля, который молча потупился.
Сен-Мар улыбнулся грустно, но без всякой горечи, ибо уже не принадлежал к этому миру. Затем он презрительно взглянул на Ришелье.
— Я сдаюсь, потому что хочу умереть,— молвил он,— но я не побежден.
Кардинал в ярости сжал кулаки, однако сдержался.
— Кто ваши сообщники? — спросил он.
Сен-Мар пристально посмотрел на Людовика XIII и приоткрыл рот, собираясь заговорить… Король опустил голову и испытал в это мгновение нечеловеческую муку.
— У меня их нет,— проговорил наконец Сен-Мар, сжалившись над королем.
И вышел из комнаты.
Он остановился в первой же галерее, где все дворяне и Фабер в том числе встали при его появлении. Он прямо направился к Фаберу и сказал:
— Сударь, прикажите этим господам арестовать меня.
Те переглянулись, не смея приблизиться к нему.
— Да, сударь, я ваш пленник… да, господа, я отдал свою шпагу, и, повторяю, я пленник короля.
— Глазам своим не верю! — воскликнул генерал.— Вы двое просите арестовать вас, а между тем я не получал приказа об аресте.
— Двое?— переспросил Сен-Мар. — Конечно, это господин де Ту; увы, я узнаю его по проявленному самоотвержению!
— А разве я не разгадал тебя?— воскликнул де Ту, выступая вперед и бросаясь в его объятия.
Глава XXV УЗНИКИ
И я в своей душе увидел жребий брата.
Пишаль. «Леониды»
Умереть! Когда молод еще и силен!
Когда я даже стрел не растратил пернатых,
Не успел отомстить, уничтожить проклятых
Палачей, растоптавших закон!
Андре Шенье
Среди старинных замков, которые Франция теряет, к сожалению, с каждым годом, словно драгоценные камни своей короны, существовала на левом берегу Соны мрачная, неприступная крепость. Как грозный страж,
Здесь-то кардинал Ришелье, который ревниво охранял попавшую в его руки добычу, и пожелал заточить своих молодых врагов. Предоставив Людовику первому въехать в Париж, он вывез их из Нарбонна и, влача за собой, как трофей новой победы, пересел на корабль в Тарасконе, неподалеку от устья Роны, словно для того, чтобы продлить сладость мести, которую люди посмели назвать радостью богов; выставляя напоказ перед жителями обоих берегов свое великолепие и свою ненависть, он медленно плыл вверх по течению на двух ладьях с золочеными веслами, украшенных его гербом, сам он находился в первой ладье, а за ней тащилась на длинной цепи вторая с двумя его жертвами.
Часто по вечерам, когда спадала жара, на обеих ладьях убирали брезент, и тогда на корме передней можно было видеть Ришелье, который сидел там бледный, изнуренный; в следующей ладье стояли, поддерживая друг друга, двое молодых пленников и спокойно смотрели на быстрое течение реки. Воины Цезаря, некогда расположившиеся лагерем на берегах Роны, подумали бы, что видят перед собой неумолимого перевозчика подземного царства, влачащего за собой неразлучные тени Кастора и Поллукса; но у современников христиан даже не хватало смелости предаться размышлениям и подумать о том, что священнослужитель сам везет на казнь своих врагов: он был для них лишь проезжавшим мимо всесильным министром.
И в самом деле, он проехал мимо, оставив пленников под охраной того самого города, в котором заговорщики собирались его умертвить. Он любил посмеяться над судьбой и водрузить трофей там, где она готовила ему могилу.
Он повелел плыть вверх по течению Роны,— говорится в рукописной газете того времени,— на корабле, где построена была опочивальня, обитая тканью с малиновой бархатной листвой по золотому полю. В комнату сию вела прихожая, столь же богато отделанная; на носу и на корме корабля ехало изрядное число знатных сеньоров, а также гвардейцев в пунцовых плащах, расшитых золотом, серебром и шелком. Его высокопреосвященство покоился на ложе, покрытом пурпурной тафтой. Монсеньер кардинал Биньи и монсеньеры епископы Нантский и Шартрский обретались со множеством аббатов и дворян на других судах. Первым шел фрегат, отыскивающий наиболее удобный фарватер, а за ним следовало другое судно, с аркебузниками и офицерами, их командирами. Прежде нежели подойти к какому-нибудь острову, на оный спускали солдат, чтобы проверить, нет ли там сомнительного люда; и, не найдя такового, солдаты все же оставались на суше и охраняли берега до тех пор, пока мимо не проходили два судна со знатью и воинами: