Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого
Шрифт:
Арсиное, похоже, надоело сидеть под столом, и она запрыгнула хозяину на колени.
— Отмена салического закона была самой грубой ошибкой Запада, — прервал молчание Фридрих. — Вы полагаете, что Греция или Рим стали бы величайшими империями, какие только существовали в истории, если бы ими правили женщины? Вы можете назвать хотя бы одну женщину, равную Александру или Юлию Цезарю?
Себастьян склонил голову в знак согласия. Возникший на пороге дворецкий сообщил, что ужин подан.
В большой гостиной стол был накрыт на две персоны. Перспектива ужина наедине с королем не только удивила Себастьяна,
В качестве первого блюда был подан светлый куриный бульон. Судя по всему, монарх отнюдь не был склонен к кулинарным изыскам. Хотя, вполне возможно, именно сегодня он хотел отдохнуть от гастрономических излишеств, которыми славился.
— Вам приписывают способность превращать свинец в золото, — сказал Фридрих. — Не эти ли ваши таланты потребовались в России?
Себастьян улыбнулся:
— Ваше величество, я не хвалюсь тем, что могу превращать свинец в золото. Тот, кто стал бы уверять, что может это делать, одним только этим выдал бы себя. Он ведь был бы самым богатым человеком на свете, и у него не возникло бы необходимости продавать свою продукцию. Нет, предметом моего первого визита в эту страну был новый способ окраски ткани, который заинтересовал императрицу. Благодаря этому способу ткань приобретает необыкновенную яркость.
Король весьма удивился и, похоже, не поверил.
— Она что, пожелала сделаться красильщицей? — съязвил Фридрих.
— Скорее, императрица разглядела в этом большие промышленные возможности. Впрочем, как и французский король.
— Судя по вашим бриллиантам, вы и сами очень богаты, — произнес Фридрих колко. — Зачем вам заниматься окраской ткани?
— Мне представляется, ваше величество, что весьма полезно знакомить себе подобных с достижениями химии.
Очередным блюдом стало заливное из рыбы. Воистину не в Берлине следовало учиться искусству высокой кухни.
— Так вы химик? — заинтересовался Фридрих.
— Занятия химией — один из способов приобщиться к великим законам природы, ваше величество.
— И что же вы узнали?
— Я нашел в этой науке некоторые законы, которые управляют в том числе и поведением людей.
— Например?
— Что противоположности притягиваются, а подобное вызывает отторжение. Что когда два различных тела оказываются одно подле другого, тело, обладающее большей силой, подчиняет другое, а иногда и уничтожает его.
Эти последние слова заставили Фридриха задуматься.
— Означает ли это, что то, что походит на нас, вызывает в нас отвращение? — спросил он.
— Отнюдь, ваше величество, мы представляем собой очень сложные химические тела, к тому же наделенные разумом. Даже если кто-то оказывается на нас похож, нас в нем привлекают качества, которые мы сами хотели бы иметь, и, напротив, вызывают отвращение пороки и изъяны.
Фридрих снова впал в задумчивость, и в этот момент подали куриное фрикассе с капустой. В отличие от предыдущих блюд это оказалось невероятно острым, и по тому, как монарх завертелся на своем стуле, Себастьян заподозрил, что тот страдает геморроем. Ничего удивительного, если он каждый вечер ест перченое и пряное. Король жадно стал поглощать курицу.
— Так
— В самом деле, ваше величество, случается, что высокие особы, занятые своими важными делами, интересуются плодами моих изысканий.
Король сосредоточенно прожевал огромный кусок курицы и хитро взглянул на своего гостя.
— Стало быть, на конференцию в Рисвике два года назад послы Дании, Саксонии и России пригласили вас, чтобы послушать ваши мудрые речи?
Все понятно, подумал внезапно встревоженный Себастьян, шпионы получают жалованье не зря. Выходит, это приглашение на ужин было все-таки ловушкой?
— Но вы туда не поехали, — продолжал король, — потому что посол Франции в Гааге был категорически против. Не правда ли?
— Правда, ваше величество, — ответил Себастьян, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Это еще один результат моих научных изысканий. Я пришел к следующему выводу: самые просвещенные умы нашего времени должны договариваться, а не воевать. Его величество король Людовик отправил меня в Гаагу, чтобы попытаться убедить представителей Англии, находящихся в тот момент в городе, что интересы этих двух великих стран коренятся в мире, а не в войне. Сражения, подобные тем, что сотрясают Европу вот уже семь лет, только ослабляют страну, лишают ее людских ресурсов и богатства. Это бедствие, подобное самой опустошительной эпидемии.
— Я бы охотно согласился, — ответил на это Фридрих, — если бы не был убежден в противоположном. Лучше война, чем унижение. Англичане оказались унижены в Гааге предложением соглашения, которое, в общем и целом, было бы тайным. У них не имелось другого средства, кроме как развязать войну.
Для этого человека жизнь солдата не стоила ровным счетом ничего.
«Король, — подумал Себастьян, внезапно охваченный порывом гнева, — по природе своей бесчеловечен».
— Прекращение военных действий в конце концов было бы оформлено официально, — возразил Себастьян. — И никто бы, ваше величество, не потерял лица, не говоря уже про человеческие жизни и состояния.
— Это точка зрения дипломатов, — ответил король высокомерным тоном, в котором, как ни странно, слышалось сочувствие. — Видите ли, граф, вы одновременно правы и не правы. Правы, поскольку сообщество просвещенных умов, безусловно, существует, коль скоро мы с русским царем договорились о необходимости заключения мира. И не правы, ибо, если бы я показал себя неспособным защищаться, царь счел бы, что одержал надо мной верх. На первом месте судьба армии. Война — мать всех законов.
Вот уж человек, который признает только силу.
«Подожди-ка, дорогой мой, — подумал Себастьян, — ветер переменится. И если это будет зависеть только от меня, переменится довольно скоро».
Бросив в воздух несколько отрывочных рассуждений о верности и интеллекте животных, о трудностях путешествия в зимний период и о музыке, которую Фридрих в последнее время по вполне понятным причинам забросил, король выразил желание удалиться. Себастьян откланялся, и Фридрих II ушел в сопровождении Арсинои.
В целом вечер произвел впечатление довольно мрачное. Когда Себастьян садился в коляску, ему показалось, что он слышит звук барабанов.