Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого

Мессадье Жеральд

— Мне нужен не гвардейский офицер, а слуга. Штаны еще куда ни шло, но этот кафтан никуда не годится. Поменяйте отвороты, они же грязные как черт знает что. И подберите этому молодому человеку приличный жилет, чтобы подходил по цвету к рубашке, и плащ.

Франц исподтишка посмеивался; видно было, как все это его забавляет.

— Да, ваша светлость.

— Завтра в девять.

— Да, ваша светлость.

Портной удалился, унося с собой кафтан. Хозяин постоялого двора не мог скрыть изумления.

Себастьян пригласил Франца отужинать с ним. Жареная

рыба, картофельный салат. Вот только рейнское вино оказалось весьма посредственным. Впрочем, новый слуга один выпил целую бутылку.

— И что у тебя за жизнь, Франц? — спросил граф.

— Разгружаю ящики и сундуки. На хлеб хватает. Я живучий, как кошка, господин граф.

Себастьян улыбнулся.

— Тебя не научили лгать, Франц?

— У меня просто не было подходящего случая, господин граф.

При этих словах Себастьян не смог удержаться от смеха.

— А почему люди лгут, как ты думаешь?

— Из хитрости или от слабости. А я не считаю себя ни хитрым, ни слабым.

— Что ты думаешь о своем новом положении?

— Что оно вам подходит, господин граф.

Черт побери, этому малому палец в рот не клади! Он напоминал шевалье де Барбере: та же смесь крестьянского здравомыслия, простодушия и хладнокровия — последнее качество Себастьян ценил особенно.

— На этом свете, — продолжал Франц, — или ты управляешь, или тобой управляют. Если не хочешь, чтобы управляли тобой, надо воевать. Я с вами воевать не собираюсь, господин граф.

Это новое замечание, свидетельствующее о здоровой крестьянской сметке, привело Себастьяна в прекрасное расположение духа. Он спал лучше, чем ожидал, растянувшись на тощем соломенном тюфяке. Франц лег прямо на полу в соседней комнате, бросив под себя что бог послал. Себастьян обнаружил в нем еще одно достоинство: его новый слуга не храпел!

На следующее утро портной принес вычищенную одежду и, получив причитающееся ему вознаграждение, удалился, раболепно пятясь и беспрестанно кланяясь. Хозяин постоялого двора, трепеща от почтения, принес записку от герцога, которую только что доставили.

«Граф!

Ваше возвращение в Гессен подобно солнечному лучу, озарившему это заледеневшее чистилище. Окажите мне честь отужинать со мной сегодня вечером. В пять часов я пришлю за вами коляску и надеюсь, что вы согласитесь поселиться в моем замке. Смею предположить, что здесь вам будет не менее удобно, чем на постоялом дворе "Золотая булла".

Вильгельм Гессен-Кассельский».

К счастью, в замке оказалось жарко натоплено, несмотря на сквозняки, которые исподтишка, с угрожающим посвистом врывались из щелей под дверьми и лестничных пролетов, словно злые духи, несущие воспаление легких и чахотку. Прием герцога оказался на редкость горячим и сердечным.

— Скажите-ка, граф, каковы же успехи, на которые позволяет надеяться ваш просвещенный ум? Где вы побывали со дня нашей с вами последней встречи? Вам известны последние события? — спрашивал Вильгельм, стоя с бокалом хереса в руке перед

камином, в котором пылал целый ствол дуба.

— Я вот уже три недели не брал в руки газет, — ответил Себастьян. — А что, произошли какие-то важные события?

— Как, граф, — воскликнул герцог с необычайным воодушевлением, — вы ничего не знаете о битве при Торгау? О победе Фридриха Прусского?

Поскольку Себастьян отрицательно покачал головой, герцог продолжал:

— Фридрих сломил русских, австрийцев и французов! Но какой ценой!

Герцог вкратце поведал своему собеседнику про битву: третьего ноября, то есть пять дней назад, после того как его гренадеры и его собственная артиллерия были разгромлены австрийской артиллерией в Торгау, Фридрих той же ночью повел в атаку последние оставшиеся силы и прогнал неприятеля из Торгау. Что же до принца Фердинанда, он победоносно отбросил французов до самой Фульды. Но казаки заняли Берлин.

Невеселые новости. Себастьян подумал, что выиграл, не поехав в Берлин, потому что Фридриха там, разумеется, не было.

— А что происходит в данный момент? — спросил он.

— Все четыре воюющие стороны находятся на последнем издыхании. Фридрих, как утверждают, потерял пятнадцать тысяч солдат, к тому же у него не осталось ни гроша. Англичане в полном смятении после смерти своего короля Георга Второго, но они, без сомнения, в скором времени оправятся. Они ни за что не согласятся, чтобы русские или французы взяли верх. Что касается самих русских, они еще смогут собрать войска. И все начнется заново, и так уже целых семь лет! — удрученно воскликнул герцог.

Некоторое время оба молчали.

— Где вы были? — спросил наконец герцог.

— Я был в Москве, ваше высочество; уж и не знаю, смог ли мой огарок зажечь хоть сколько-нибудь свечей. Головы людей там заняты совсем другими событиями, которые представляются мне неизбежными и весьма важными. Жизнь императрицы Елизаветы подходит к закату, а ее преемник отнюдь не блещет умом.

— Петр? — перебил герцог. — Гольштейн-Готторп? Вы видели его? Что вы о нем думаете?

Себастьян попытался вспомнить, не является ли герцог союзником Гольштейн-Готторпов, и не нашел в памяти ничего, что бы на это указывало.

— Петр мечтает только о дружбе с Фридрихом Прусским, а Россия для него — лишь бескрайний торфяник, населенный мертвыми душами, — ответил он.

Герцог тяжело вздохнул.

— Послушайте меня, граф. Хорошенько послушайте, прошу вас. Мы, то есть государства Европы, кроме Пруссии и России, находимся сейчас между Сциллой и Харибдой. Если восторжествует политика императрицы, немецкие государства еще до конца века окажутся вассалами России. Она придумала альянс с Францией и Австрией, чтобы раздавить Пруссию. Но на этом она не остановится! — с горечью воскликнул герцог. — Она расширит свою империю до самого Рейна. Видите, в чем ужас. Вот вам Харибда. Но если ее победит Фридрих, этот волк сожрет и нас. Вот вам Сцилла. Нас ожидают столетия рабства, а значит, мятежей и войн. Вам следует вмешаться.