Сэндвич с пеплом и фазаном
Шрифт:
– Боже мой! – воскликнула я, и мы обе расхохотались.
– Но сейчас получить их никто не стремится. Хукера не давали с тех времен, когда мисс Бодикот была еще жива. Но если тебя интересует теология, стирка и глажка вряд ли тебе помогут.
– Нет, полагаю, что нет. А у тебя есть какие-то из этих медалей?
Джумбо фыркнула.
– Боже упаси. Мой конек – это хоккей. Я хочу выиграть то, из чего можно выпить шампанского. Или хотя бы пива.
– За святого Михаила серебряную чашу не дают? – спросила я с ноткой лукавства.
– Даже близко нет, – ответила она. – Обычно дают Библию
– А когда ее последний раз давали?
Ее лицо утратило всякое выражение. О, этот дар читать мысли!
– Два года назад, – сказала она. – Послушай, мне надо бежать. Я обещала Кингсбери помочь с починкой сетей. Не хочу заставлять ее ждать слишком долго – это грязная работа.
– Хорошо, спасибо, – ответила я и добавила: – О, кстати, все же кто из учениц его получил? В смысле, святого Михаила. Я бы попросила у нее совета.
В считаные секунды лицо Джумбо потемнело, словно небо, затянутое облаками.
– Тебе это не поможет, – сказала она. – Ее здесь больше нет.
«Это случайно не Кларисса Брейзеноуз?» – хотела было спросить я, но сдержалась, хоть и с большим трудом.
– Пора бежать, – повторила Джумбо, заканчивая разговор.
Когда она вышла из комнаты, я сделала глубокий вдох. Не выдала ли я себя? Не была ли слишком обеспокоена? Вела ли я себя естественно?
Я медленно приблизилась к окну, собираясь проследить за Джумбо, когда она выйдет на хоккейное поле. По пути краешком глаза я кое-что заметила на столе.
Письмо. Конверт с британской маркой на мое имя.
Безошибочно узнаваемый почерк.
Я разорвала конверт и схватила сложенные страницы.
Но что-то остановило мою руку.
Это не то письмо, которое следует читать в душной комнате. Его надо отнести на свежий воздух и читать под открытым небом. Его следует смаковать, каждое слово перечитывать снова и снова, запоминать и прятать в глубине души.
Я медленно спустилась по черной лестнице, наверное, по следам Джумбо. Должно быть, это она принесла письмо в мою комнату и забыла сказать об этом.
Вся корреспонденция в мисс Бодикот складывалась в маленькие ящички в отсеке возле телефона. По запросу Фицгиббон, надев фланелевые нарукавники и зеленую фуражку с козырьком, исполняла роль почтальона и из своего импровизированного окошка выдавала девочкам письма и посылки, пришедшие на их имя.
Обычно почты было довольно много. У девочек из мисс Бодикот имелись родители, заваливавшие их новостями, открытками из экзотических мест и большими корзинами с запрещенными фруктами, сладостями, джемами и крекерами.
Я до сих пор ничего не получала. Неоднократно отстояв длинную очередь у окошка и не получив ни единого письма, я просто перестала ждать. Неприятно и очевидно, причем не только для меня, но и для всей школы, что на этой планете никому нет дела до Флавии де Люс.
Завернув за угол прачечной, вдалеке я увидела Джумбо, которая торопилась к сетям. С той стороны донеслись радостные приветственные восклицания Кингсбери.
Я сразу же изменила направление и вернулась на маленький дворик, где нелегальное курение было хоть и не разрешено, но на него смотрели сквозь пальцы.
К счастью, здесь никого не было.
Я уселась
Букшоу
7 октября 1951 года
Дорогая мисс Флавия,
Надеюсь, что это пространное послание найдет вас в полном здравии и что жизнь в Канаде оправдала ваши ожидания. Вспоминая этот обширный доминион, нельзя не подумать о Криппене, знаменитом отравителе и докторе-гомеопате, краткое время проживавшем в этом краю; или о докторе Томасе Ниле Криме, этом несчастном казненном выпускнике колледжа Мак-Гил, отправлявшем свои жертвы по обе стороны Атлантики на тот свет с помощью хлороформа. Не забудем, разумеется, и доктора Уильяма Кинга (надо заметить, тоже гомеопата), повешенного неподалеку от того места, где вы, как я полагаю, сейчас читаете это письмо.
Но покончим с любезностями.
Старый добрый Доггер! Я представила, как он сидит в угасающих лучах солнца за столом у окна в своей комнатушке, склонившись над листом бумаги, и из-под его пера выходят аккуратные, изящные строки, так непохожие на мои позорные каракули. Я дала обет приступить к тренировкам в каллиграфии еще до заката солнца. Да поможет мне бог.
Доггер продолжил:
Вам будет приятно узнать, что «Глэдис» наслаждается новой порцией зимнего масла. Я позволил себе вольность смазать ее шестерни графитовой смазкой и отполировать фонарь. С сиденьем, прикрытым старым шелковым шарфом, она так напоминает нашу дорогую королеву Елизавету.
В эти идущие на убыль дни мое время преимущественно посвящено высеванию сладкого горошка и делению ревеня: горечь и сладость, так сказать. Осенью огород хоть и несколько мрачен, все же полон надежды на следующий год.
Мисс Мюллет просит напомнить о себе и передать, что Эсмеральда замечательно освоилась в новом доме в кухонном огороде и стала прекрасной несушкой, как выражается мисс Мюллет.
Мы часто вспоминаем вас и надеемся, что вы нас тоже помните.
Искренне ваш,
P. S. Мисс Ундина настояла, чтобы я вложил в конверт короткую записку, которую мне запрещено читать. Я это делаю, хоть и не очень охотно.
Я взялась за второй лист. Другая бумага… другой почерк. Неаккуратные почеркушки нового воплощения Чингисхана.
Ха! Надеюсь, ты счастлива, Флавия. Предполагаю, что ты по нас не скучаешь, и мы по тебе тоже нет. Тетушка Фелисити говорит, что тебя сослали в Канаду, и надеюсь, она не ошибается. Шучу.