Серафима прекрасная

Фолиянц Каринэ

– Я написала… Пусть продают всех коней. Пусть ферму продают… Если надо – и дом тоже… Деньги переведут в течение недели. Хватит.

В коридоре топтался парнишка лет восемнадцати с беспокойным взглядом, внимательно слушая женщин.

– Кто там? Это ты, Вадюша, пришел? – спросила Полина.

Вадим зашел, поздоровался.

– Здравствуйте, тетя Полли, по-английскому сегодня пять.

– Отлично! Симочка, это мой племянник, Вадик. Сестра прислала учиться в иняз. Первый курс и первая пятерка, потому что мы не очень

трудолюбивы, хотя и способны! Вадюша, показал бы ты в выходные Ваньке Москву, пока тетя Сима в больнице. Вот он, наш Ванечка!

– Здрасте! – поздоровался Иван с племянником Полины.

– Непременно, тетя Полли! Вот только коллоквиум сдам! Вань, ты потерпишь?

Ваня кивнул.

Все, что говорил Вадим, звучало как-то фальшиво. Его глазам нельзя было верить, какие-то они были бегающие, недобрые…

Сима про себя отметила это, но, конечно, ни с кем делиться не стала – Ваня мал, Вите не до этого, а Полине про родного племянника такого не скажешь.

– Обязательно сдай свой коллоквиум и возьми мальчика гулять с собой! – приказала Полина.

– Почему он зовет вас тетя Полли? – удивился Ванечка.

– Сокращенное от Полина да на английский лад. Сим, пойди полежи, ты устала!

– Ну, если только часок, до вечера, – согласилась Сима. – А вечером опять в больницу схожу.

Ваня подошел, обнял мать:

– Мам, я не хочу смотреть Москву, я хочу, чтобы папу вылечили.

Сима поцеловала сына:

– Вылечат, непременно!

Прилегла Сима, но не спала, ворочалась. Сквозь пелену сонного тумана видела: тела Иры и Вити слиты воедино, Витя целует Иру, а потом… потом вдруг исчезает, словно испаряется…

Симу словно током тряхнуло. Она вскочила:

– Полина, Полина, я побегу!

– Куда?

– К нему!

– Дождись ты утра, господи, ну кто на ночь глядя!

– Нет, побегу!

Кровать Игоря пустовала, его два дня назад перевели в реанимацию. Пришли две санитарки и поменяли его постельное белье.

– Где он? – спросил Витя.

Женщины молчали.

– Где Игорь? Скажите? Скажите мне!

– Умер. Ложитесь, Зорин, вам нельзя волноваться.

Когда санитарки вышли из палаты, Зорин подошел к окну, он был в ужасе. Вот она какая хрупкая человеческая жизнь. Смерть никого не щадит. Игорь, совсем мальчишка! Была жизнь – и нету. Так просто, словно выключателем кто-то щелкнул, и лампочка погасла…

* * *

Сломя голову Сима в ту минуту бежала вниз по лестнице. Словно кто-то или что-то звали ее…

А в ушах все звучали слова Игоря: «Зачем я ей больной, я же обуза? Не надо ей. Никого никогда напрягать не надо…»

Вите стало страшно. Ни к чему это – обузой быть. Где гарантия, что его вылечат? Где гарантия, что не останется он немощным инвалидом, сидящим на шее у жены и детей…

Страшно

стало от того, что мучиться придется. От того, что он будет мучить Симу и детей.

В ту секунду он забыл о своем обещании – жить во что бы то ни стало! Бороться за жизнь! Устал, потому что в конечном итоге это ужасно тяжело.

Витя еще раз посмотрел в окно. Внизу – бездна, настолько высоко расположена его палата в корпусе высотного здания…

Бездна – это выход…

Как сумасшедшая, сломя голову бежит Сима. Одна улица, вторая, третья… Спотыкается, падает, встает и вновь бежит. Город мелькает перед ее глазами, город, который она толком не видела.

Витя уже стоял на подоконнике, он был готов к прыжку. В эту секунду в палату ворвалась Сима.

– Витя! Стой! Стой! Иначе я тоже прыгну. Витя, Витенька, слезай! – Она кинулась к окну.

Витя пошатнулся на подоконнике, чуть не потеряв равновесие от ее внезапного вторжения.

Глаза Симы наполнились ужасом.

– Витя! Не-е-ет!

Она сняла его с подоконника. Она спасла его от этого прыжка. Она кричала:

– Нет! Нет, не пущу! Нет!

Она тянула его к себе так сильно, что оба упали на пол…

– Что же ты делаешь? Что же ты творишь, гад такой! Ты зачем меня пугаешь? Ты зачем такое сотворить надумал? – Сима колотила его в плечо кулаком, словно забыв про болезнь.

– Сима, не жилец я, не жилец, понимаешь? Пусти, Сима, всем жизнь облегчу! Не хочу, чтобы ты со мной возилась. Не хочу, чтобы Ванька меня таким видел и Валюшка. Не хочу! Не хочу! – кричал он во все горло…

На крики прибежал врач и обомлел, увидев открытое окно с сорванной занавеской и Симу, которая изо всех сил лупила мужа.

– Это что такое, а? Зорин, вы что творите? А вы, жена называется? Что же вы колотите больного? Вы в своем уме?

Виктор, тяжело дыша, сидел на полу. Сима поднялась на ноги первая.

– Не он это, я виноватая, я! Дайте только молоток – я эти окна забью досками! Я не дам ему с собой покончить, не дам! Не дам!!!

Врач все понял. Подошел, закрыл окно.

– И вам, и ему сейчас дадим успокоительное. Уходите, Серафима Ивановна. А от вас, Виктор Михайлович, не ожидал…

– Нет! Никуда, никуда я не уйду! Не брошу его… Я тут, рядом ночевать буду!

И ведь никто не прогнал ее, хотя другим это строго запрещено…

Виктор лежал в кровати, Сима сидела рядом.

– Прости меня, за все прости! – вдруг сказал он. – И за то, что изменял. И за то, что обзывал. И за то, что бил… Дурак я был дураком. Серафима, сможешь ли меня простить, захочешь ли?

Сима гладила его по голове.

– Да я ж люблю тебя, дурень! А вот когда любишь – это все не важно. Лишь бы ты был! Со мной ли, без меня ли! Лишь бы был, Витенька! Бог мне тебя подарил, детей наших… Что ты, Витя, я такая счастливая!