Сердца в броне

Галкин Федор Иванович

С большим трудом, неся потери, наши войска все же продвигались вперед и вышли наконец к маленькому селению Тулумчак. Правда, селением его можно было назвать условно. Вряд ли кто селился там сейчас, в этих развалившихся, искореженных войной, домишках. Разве только вражеские солдаты. Да, именно они. Ибо стоило нашим войскам немного двинуться вперед, как из, казалось бы, мертвых руин раздались пулеметные очереди. Словно стараясь обогнать друг друга, затрещали автоматы. Целые потоки пуль обрушивались на наступающую пехоту. Она замедлила движения, а потом совсем остановилась и залегла в еще холодную, размокшую землю.

Наблюдая за полем боя из танка,

Горячев хорошо видел, что делалось в расположении противника, гитлеровцы накапливали силы в траншеях на восточной окраине селения. Лейтенанту стало ясно, что немцы готовятся к контратаке.

Правее, в балке, сквозь жижу тумана виднелись два танка правофлангового взвода. Они стояли неподвижно, уткнувшись в небольшой ручеек. Третий, судя по поручневой антенне командирский танк, обходил бомбовую воронку, видимо, направляясь к ним на выручку. Впереди него, точно перед ножом бульдозера, лениво перекатывался валун из грязи.

— Щука, Щука! Я Коршун, — радировал Горячев. — Заходи во фланг справа. Обходи балку. Подави огневые точкй… Как понял?.. Прием! — В наушниках раздался сначала сухой, словно пистолетный выстрел, треск, потом резкий свист, а когда свист прекратился, удалось уловить лишь бессвязные обрывки слов:

— Коршун… я… заходить… есть понял…

— Понял! — Обрадовался Горячев и начал искать в эфире командира второго взвода.

— Резеда! Резеда!.. Я Коршун. Отвечайте, Резеда!.. Подавить огневую точку за разрушенным сараем. Как понял?.. Прием.

Командир второго взвода, наступавшего слева, не отвечал. Накатившаяся волна густого, как сметана, тумана закрыла левый фланг, и Горячев ничего уже не видел. Оттуда слышалась лишь перебранка автоматов, да изредка рявкала танковая пушка. Остальные машины не имели раций. Связь с ними, а следовательно, и управление было только зрительным.

«Верно, и второй застрял, — с грустью подумал командир роты. — Сейчас фашисты начнут контратаковать, тяжело придется нашей пехоте». И перейдя на внутреннюю связь, крикнул механику–водителю:

— Нажми немного, Леша. Держи прямо на развалины у подвала. Там пулеметное гнездо. Раздавим его гусеницами.

— Выше второй передачи не берет, товарищ лейтенант, — ответил механик–водитель. — Уже с полкилометра ползем на брюхе, того и гляди забуксуем.

— А ты доверни влево на бугорок, вон к концу балочки, там вроде посуше.

Танк, вгрызаясь гусеницами в размокший грунт, начал забирать влево. И получилось так, что машина во время маневра на какие-то мгновения подставила свой правый борт противнику. И тотчас же послышался звонкий удар по броне. Заряжающий, который только что повернулся за очередным снарядом, слабо вскрикнув, опустился на днище: бронебойный снаряд, пробив борт, раздробил ему кисть левой руки и, ударившись о другой борт, упал к ногам. Заметив это, лейтенант крикнул:

— Скорее перевяжись, я пока один справлюсь. Надо разбить амбразуру подвала, иначе нашей пехоте не пробиться.

Два снаряда, один за другим выпущенные Горячевым, подняли густой столб пыли там, где из темных амбразур подвала мигало и плескалось пламя пулеметных очередей. Танк командира роты уже обошел балку, когда снова послышался удар снаряда по броне, где-то рядом с моторным отделением. В машине удушливо резко запахло бензином, едкий сизоватый дымок защипал глаза.

Скоро языки пламени забегали по моторной перегородке, пробиваясь в боевое отделение танка. Двигатель заглох. Машина горела.

Шустрые бахромистые огоньки распространялись с нагловатой

пронырливостью, подбираясь к боеприпасам. Горячев выпустил длинную пулеметную очередь, соскользнул с сиденья и, стараясь быть спокойным, скомандовал:

— Срочно всем оставить танк!

Привычным движением руки он откинул крышку люка. В машину ворвался свежий воздух. Огонь мгновенно охватил пропитанный маслом брезентовый коврик на днище, лизнул засаленный комбинезон заряжающего и змейкой побежал по нему вверх. Сорвав с головы танкошлем, Горячев несколькими быстрыми лихорадочными ударами сбил пламя с комбинезона, а в следующее мгновение его сильные руки подхватили раненого, подняли его и вытолкнули через люк из танка.

— Отходи как можно быстрее в балочку, не то огонь доберется до баков, будет поздно, — крикнул он товарищу.

Обернувшись к механику–водителю, лейтенант заметил сквозь темную занавеску дыма, что тот, наклонившись набок, почему-то копошится у открытого переднего люка. Офицер быстро пробрался в носовую часть, крепко, обнял механика за плечи и, напрягая голос, крикнул в самое ухо:

— Товарищ сержант, чего замешкались, выполняйте приказ! Немедленно оставить машину!

Механик быстро повернулся к командиру. Его глаза встретились с глазами лейтенанта, затем взгляд скользнул куда-то вниз, и Горячев заметил в его поднятых руках сумку с ручными гранатами. Офицер взял ее себе, помог сержанту протиснуться через узкий передний люк и подал ему гранаты.

Теперь в танке остался один Горячев. В боевое отделение с торжествующим треском пробивалось пламя. То мгновенными наскоками, то медленно, с осторожностью подкрадывалось оно к оставшимся снарядам и пулеметным дискам, каждую секунду грозя взрывом. Лейтенант, метнувшись к пулемету, начал торопливо снимать его. Раскаленный воздух вихрем крутился вокруг, залезал под тужурку, обжигал спину, грудь. Огонь жег лицо и руки. Горячев быстро снял пулемет, сильным толчком послал его на носовую броню и уже собирался покинуть машину, как вдруг вспомнил, что при пулемете всего лишь один диск. Глубоко надвинув на глаза шлем и вдохнув полную грудь воздуха, он снова бросился в объятое пламенем боевое отделение. Прикрыл лицо рукавом кирзовой тужурки, ощупью добрался до боеукладки, схватил четыре уже нагревшихся пулеметных диска и метнулся к открытому люку.

Когда он спрыгнул на землю и начал с одежды сбивать пламя, раздался сильный взрыв — взорвался бензиновый бак. Из люков выбросило громадные фонтаны пламени и клубы черного, как сажа, дыма. Упругая волна горячего воздуха сильно толкнула в спину. Сверху неистовым фейерверком падали горящие капли бензина.

Глубоко вздохнув, лейтенант подхватил пулемет, в несколько прыжков достиг небольшого бугорка и упал перед ним лицом вниз. Выдыхаемая землей испарина охладила обожженную кожу рук, освежала лицо. Осторожно приподняв голову, он увидел, как быстро оживали развалины. Ободренные гибелью танка, гитлеровцы выскакивали из укрытий и, стреляя на ходу, бросились в контратаку. Над головой лейтенанта скрестились нити автоматных трасс. Пули то справа, то слева с визгом рвали землю на холме бугорка, оставляя там заметные оспины. Широко раскинув ноги, он поудобнее улегся на разжиженную землю, до боли в ключицах прижался к плечевому упору пулемета и резко нажал на спуск. Пулемет залился длинной очередью. От его отдачи мелкой дрожью забилось распластанное тело лейтенанта. За три очереди он расстрелял весь диск и, лишь убедившись, что гитлеровцы повернули вспять, снял палец со спуска.