Сердце Аксара, или Измена по-королевски

Грин Агата

Рейн и его жена должны были вернуться не более чем через час, и к их возвращению все было готово. Мы с Криспином заняли места рядом с троном короля, на возвышении, и свысока посматривали на постепенно появлявшихся придворных, желающих самолично убедиться в том, что будет происходить. Это были первые лица королевства, которым по праву рождения и статусу позволялось присутствовать на подобных ритуалах. Я не могла не отметить, как изменилось их поведение. При Рейне они открыто высказывали мнение, спорили, шумели, но при Дедрике лишь тихо

и осторожно переговаривались, бросая при этом боязливые взгляды на короля, сидящего на костяном троне.

Дедрик, кстати, не прибегал к излюбленному приему Рейна и не становился невидим. Он вообще не склонен к театральным драматическим жестам. Пафос — это не про него. Даже на троне он сидел с усталым скучающим видом… почему все так его боятся? Неужели они не видят, что этот человек не жесток? Неужели не понимают, что он не станет тираном по той простой причине, что быть тираном неразумно, а до неразумных вещей он не опустится?

Я задумалась о Дедрике и вздрогнула, когда он, словно почувствовав, что стал объектом моего анализа, посмотрел на меня.

— Готовишься к переходу, Соня?

— Да.

— Список того, что хочешь взять из сокровищницы, составила?

— Да.

— Со свитой попрощалась?

— Нет. Я жду одного человека, эгуи Баргиса. Он сейчас в провинции. Перед тем, как покинуть Аксар, я должна с ним поговорить, — говоря это, я надеялась, что эгуи еще надолго задержится в провинции и даст мне понятную причину задержаться и завершить свои дела.

— Хорошо, — кивнул Дедрик.

— Соня, — пораженно вымолвил Криспин, и посмотрел на меня так, словно я сделала нечто ужасное. — Ты намерена нас покинуть? После всего, что было?

— Да.

Я перевела взгляд на короля, ища намеки на то, что ему не нравится такой мой ответ. Король оставался невозмутим.

— Дедрик, — удивленно и возмущенно проговорил Криспин, — Соня единственная может стать нашей королевой! Она новое Сердце Аксара! И, раз уж на то пошло, не существует женщины, которая больше бы подходила тебе! Неужели ты отпустишь ее?

Король обратил на брата свой лучший вымораживающий взгляд. Взгляд этот, как всегда, отменно сработал, и Криспин поежился.

— Ты так и не понял? — процедил Дедрик. Соня помогала нам все это время не по собственному желанию, а по необходимости. У нее не было иного выхода, чтобы выжить. Ты, в самом деле, считаешь, что она питает к нам теплые чувства и хочет остаться? Уверен, что лучше знаешь, что ей нужно, чем она сама? Дай ей самой решать, как поступить.

Принц обмер. Слова короля жалили холодом; даже на меня подействовало. И все же он решился возразить:

— Но… некоторые знаки очевидны… Соня выбрана Сердцем…

— Спроси у нее самой, чего она хочет.

Криспин посмотрел на меня, и я увидела по выражению его лица, что у него пропала вся охота задавать вопросы.

— Ты хочешь уйти, — произнес он все же и с упреком спросил: — Тебе плохо с нами?

— Нет,

мне с вами не плохо…

— Тогда почему ты хочешь оставить нас?

Я не знала, что сказать. Последние дни я только и думала обо всем этом — о Дедрике, Аксаре, своем предназначении — и так и не определилась не только со своими мыслями. Одно только знаю точно: Корбинианы мне больше не чужие, а Дедрик… стоило мне ему отказать, как стало очевидно, что у меня к нему каким-то непостижимым и иррациональным образом возникли чувства.

Ворон внезапно сорвался с плеча Дедрика и взмыл вверх, в темень. Дедрик поднялся.

— Они вернулись, — возвестил он и приказал придворным: — Готовьте зеркало!

Я поднялась тоже. Сердце оглушительно застучало в грудной клетке; его биение ударами барабанов отозвалось в висках. Неужели, это все? Неужели всего один ритуал отделяет меня от свободы?

— Соня, — позвал меня Дедрик.

Я повернулась к нему, увидела, что его глаза залиты чернотой, и сама провалилась в черноту, слепую, глухую — совсем бесчувственную.

Глава 26

Обмороки ужасны. Теряешь сознание в самый ответственный момент, и, если тебя никто не поймает, можешь удариться головой о пол или еще что. Но хуже всего в обмороках то, что, приходя в сознание, не сразу понимаешь, где ты, что с тобой, и почему голова так сильно болит…

Я застонала, подняла тяжелую слабую руку и коснулась головы, которой я, с огромной вероятностью, таки «тюкнулась» обо что-то. Помимо этого, во рту был ужасный привкус, и не потому он был ужасен, что я не почистила зубы, а потому, что меня чем-то опоили.

— Очнулась? — услышала я знакомый женский голос.

Разлепив веки и повернув голову, я увидела вампиршу Уэнделл. Она стояла, сложив руки на груди, и с усмешкой на меня смотрела. В этой усмешке я с легкостью прочитала ответы на большинство своих вопросов. Уэнделлы заметили, что к ним присматриваются, и приняли меры. Но какие именно?

Я приподнялась на локтях. Уложили меня прямо на полу в неудобной позе, укрыли мужским плащом (плащом Фэда?). Помещение, в котором я себя обнаружила, очень походило на обыкновенную лачугу, заброшенную к тому же; воняло рыбой и еще чем-то затхлым, подгнивающим. Свет просачивался из многочисленных щелей в крыше.

— И что… — начала было говорить я, и замолчала.

Голос… Это мой голос! Мой настоящий голос! Я вскинула обе руки к голове, нащупала короткие растрепанные волосы. Мои волосы! Мои коротыши! Радость придала мне сил, и я стала щупать себя, рассматривать. Да, да! Я в своем теле! У меня снова отличный рост, сильные руки, звучный повелительный голос… И даже одежда… О, моя одежда! Удобный бюстгальтер, удобные джинсы, удобная кофточка!..

— Рада? — ядовито протянула Луиза. — А я бы на твоем месте не радовалась. Ты, оказывается, невзрачная. Простецкая наружность. Я бы с такой внешностью жить не смогла.