Сердце Андромеды, или Чёрный цветок
Шрифт:
– Они…они… забрали всю выручку. Гады… Грозили поджечь и всё тебя допытывали: где, мол, когда придёт, но я сказала, что не знаю… – Светка сорвано заголосила:
– Ой мамоньки родные! Что на свете деется! Как жить-то!..
– Ладно, уймись! – прикрикнул Рэм. – Лучше расскажи, сколько их было, как выглядели, куда пошли…
Бандитов было пятеро. Светка запомнила одного, самого здорового, бритого, в клёпаной кожаной куртке.
Мы догнали их возле продуктового магазина. Двое стояли на улице, остальные, видимо, зашли внутрь. Один,
Рэм обогнал меня, подскочил к бритоголовому, и тот сразу оказался на земле. Его товарищ поднял шум, из магазина выскочила подмога.
Нам крепко досталось – больше, конечно, мне. Я даже побывал на земле, успевая перекатываться с боку на бок и прикрывать голову руками. Спас Рэм – отогнал коблу. Когда я тяжело поднялся, всё кругом замелькало и завертелось каруселью: руки, ноги, кулаки, глаза – словно фары несущегося по встречке автомобиля. Не знаешь, что произойдёт в следующую секунду. Рэму перепало тоже, но он ловко уворачивался, уходил, ныряя под удары, и его ни разу не сшибли с ног. Иначе нам был бы конец.
Кто-то из магазина вызвал милицию. Менты на этот раз сработали оперативно. Если бы они действовали так всегда, рэкет в нашем городе давно бы исчез.
Меня и Рэма скрутили, нацепили наручники и бросили в милицейский бобик. Как поступили с братвой, мы не видели. Тогда-то у меня впервые и закралось подозрение.
3
В милиции нас лишили брючных ремней, шнурков, часов (мои были разбиты) и заперли в камере, в которой уже сидел, вернее лежал, уткнувшись в стену, какой-то бомжеватый субъект – от него несло, как от помойной ямы.
Первым делом мы осмотрели друг друга. Ощупав грудь, я обнаружил, что, по крайней мере, два ребра у меня точно сломаны. Но больше всего огорчил выбитый зуб – нижний передний, вместо него торчал обломок. У Рэма в клочья разодрали куртку и рубашку, словно пропустив сквозь мясорубку, на затылке вырвали клок волос, но на лице не было ни синяка, ни ссадины. Вот что значит боксёр!
Через час меня начал колотить смех.
– Ты чего?
– Не пойму, какого лешего мы полезли в драку? Эти козлы нас отметелили, и нас же менты упаковали.
– Это ещё бабушка надвое сказала, кто кого отметелил, – пробурчал недовольно Рэм.
От досады меня так и распирало выкинуть что-нибудь, спокойно сидеть я не мог, поэтому закричал во всё горло:
– Прокурора!!! Я требую прокурора!!
Из-за двери, как из утробы, донеслось:
– А вот я приведу сейчас такого прокурора, что мало не покажется.
Бомж от крика шевельнулся, но остался лежать, и только сильней пахнуло густым смрадом.
– Валер! Кончай! – скривился Рэм, зажимая нос.
Какое-то время сидели молча. Потом Рэм встрепенулся:
– Который час?
Я пожал плечами и глянул в зарешёченное окошко, за которым синел гладкий лоскуток неба.
–
– Всё, я пропал. В пять у меня свидание с Гелей.
Дальше в своём повествовании я буду опираться только на факты, установленные следствием, ничего не присочиняя. Мне важно самому разобраться в произошедшем, дойти, как говорится, до истины. Каждый раз, оглядываясь на прошлое, я вспоминаю подробности, которых не замечал, история переворачивается в мозгу, и мне кажется, что правду уже никто никогда не узнает.
Геля ждала Рэма в сквере, около памятника Пушкину, с пяти до половины шестого, когда мимо проехал Артур Гликман. Думаю, что проехал он не случайно. Надо отдать должное проныре, действовал он без нажима – умно, деликатно и хитро. Вероятно, боялся грубым наскоком испугать девушку, оттолкнуть, показаться не тем, кем старался выглядеть.
Из материалов уголовного дела следовало, что Геля села в его машину, не дождавшись Рэма. Гликман пригласил её в недавно открытый возле Южного парка собственный ресторан. Он уже давно звал её туда. Геля согласилась, хотя была не в настроении, прежде заехала домой переодеться. В ресторан они попали в половине седьмого или чуть позже.
В это время в районном отделе милиции, в кабинете капитана Григорьева, происходил следующий разговор:
– Товарищ капитан, я не понимаю, за что нас несколько часов продержали в камере? Мы ведь пострадавшие. На наш киоск напали какие-то отморозки, забрали всю выручку, учинили погром. Мы хотели только вернуть украденное, – говорил я с возмущением, но капитан, скользкий как угорь, вёл какую-то свою, непонятную игру.
– Так у вас бизнес? – обрадовался, словно совершил великое открытие.
– Ну разумеется.
– Значит у вас есть лицензия, с документами, конечно, все в порядке, с налоговой тип-топ?
– А при чём тут это?
– Послушайте, вы что, маленькие, не понимаете?
– Нет, не понимаю. Я хочу написать заявление о покушении на жизнь и здоровье моей жены…
– Погодите, погодите, – прервал капитан и достал из ящика стола бумагу. – Вы хотите по закону? Мы можем всё устроить по закону. Вот у меня в руках заявление от гражданина Виктора Панаева.
– От кого?
– От Виктора Владимировича Панаева. Заявление о нанесении ему гражданином Рэмом Андреевичем Полевым тяжких телесных повреждений, а именно: сотрясение мозга, перелом челюсти, ушиб селезёнки и т. д. и т. п. На то имеется соответствующее медицинское заключение… Ну так что, господа-товарищи? Или начинаем разбор полёта строго по закону, или ставим на этом жирную точку и едете домой? И впредь ведёте себя благоразумно.
Нечего объяснять, какой вариант мы выбрали.
– Интересно, что капитан имел в виду, когда советовал вести себя «благоразумно»? – спросил Рэм, когда, покинув здание милиции, мы направились к автобусной остановке.