Сердце Аримана
Шрифт:
Минь Сао поднял на зингарского посла спокойный взгляд.
– Ты хочешь купить у меня этот камень, средоточие яшмовых совершенств?
– Купить или отнять, все равно, - отрезал Каборра. Конечно, он предпочел бы отнять, но мастер кхиу-та мнился ему слишком опасным противником. Весил он вдвое меньше Каборры и был вдвое старше, но кто мог оценить его скрытую мощь, его умение и хитрость? И этот кристалл, выросший за пару мгновений… Такое под силу только магам или истинному талисману…
– Я думаю, лучше купить, - усмехнулся Минь Сао, словно прочитав мысли зингарского рыцаря.
–
– Все, что у меня тут есть. А если мало, могу послать в Кордаву за добавкой!
– Пошли, Ка-Бо-Ра, пошли. Обязательно пошли!
– Но ты же не знаешь, сколько кошелей с монетами в моем ларце!
– Я знаю только, что их недостаточно.
– Хорошо, я пошлю за деньгами сегодня же. Тебя это устроит?
– Вполне, - пожал плечами кхитаец, вкладывая камень в руку Каборры.
– Но поедешь ты сам и привезешь камень в Кордаву. Вот твоя плата, и другая мне не нужна.
Зингарец застыл с раскрытым ртом.
– Но почему?
– прохрипел он наконец.
– Почему?
– Мудрый нуждается не в золоте, а в исполнении задуманного, - Минь Сао сложил ладони перед грудью, и на губах его мелькнула улыбка.
– Путь далек и опасен, мой яшмовый князь… Вдруг ты в самом деле держишь в руках талисман? Тогда я предпочел бы, чтоб он находился подальше от аквилонской столицы. Уезжай! Уезжай тайно, сегодняшней ночью.
– А твоя помощь?
– Я уже помог тебе. Что может быть лучше мудрого совета?
Король, отвернувшись от Паллантида, разглядывал сверкавшие над камином клинки. Аргосские и зингарские были тонкими, узкими и прямыми, туранские - слегка изогнутыми, иранистанские - кривыми, как серп полумесяца, стигийские - короткими, обоюдоострыми, шириной в ладонь, ванахеймские - слишком тяжелыми и грубыми, изготовленными без должного тщания. Всем им он предпочитал аквилонский меч - длинный, в меру широкий, с двуручной рукоятью и остроконечным концом; надежное оружие, пригодное и для пешего сражения, и для конного боя. Такой клинок, только небольшой, и сделали Конну… и доспехи, как у настоящего аквилонского воина… отличная работа, только щит великоват…
Протянув руку, Конан прикоснулся к холодной стали клинка, приласкал другой, третий, потом поднял глаза на стоявшего рядом Паллантида.
– Пусть завтра твои люди отвезут к шемиту четырех послов, - негромко сказал он.
– Алонзеля, Каборру и Кроата - после полудня, а кхитайца - ближе к вечеру. Шемит потолкует с ними.
– Я вижу, государь, ты преисполнился доверия к нему. Он в самом деле столь искусен?
– Он не корчит из себя колдуна, не требует денег вперед и совсем не похож на ту мразь, что ты пригнал сюда вчерашним вечером. Клянусь бородой Крома! Если кому и под силу вернуть талисман, так только этому толстозадому обжоре!
– А что делать с теми ублюдками, коих я свез со всей Тарантии?
– Пусть сидят в темнице у мастера Хриса. Безобидных можно отпустить через день-другой, а остальным - выжечь на лбу позорное клеймо и выгнать голыми за городские ворота. Больше я не желаю слышать о них!
– Воля
– Однако послы…
– Что - послы?
– глаза короля сверкнули.
– За ними приглядывай всякий миг! Особенно этой ночью и завтрашним днем! И чтоб все заставы были начеку, на всех дорогах и переправах, на каждой лесной тропе!
– За ними смотрят, государь, и если кто задумает удрать, так проследим, догоним и повяжем. Но меня беспокоит другое… вряд ли они по доброй воле захотят отправиться к шемиту.
Конан нахмурился.
– Разве я сказал, что нужно их спрашивать? Сунуть каждого в мешок покрепче - и на коня! Только без шума! Пошли Альбана с его людьми; Альбан в таких делах знает толк.
– Это верно, владыка, - капитан Черных Драконов склонил голову.
– Скажи Альбану, чтоб был поосторожнее с кхитайцем, - произнес Конан, снова поворачиваясь к стене, на которой холодным спокойным блеском мерцали клинки.
– Кром! Не было б хлопот с этим мастером кхиу-та… Остальных Альбан скрутит быстрей, чем успеешь выпить кубок вина!
Но он снова ошибся.
Глава 7. Кхитаец
Яркие звезды, глаза божественной Иштар, сверкали в черной вышине величественно и гордо; обозревая землю, казавшуюся им сверху такой ничтожной и крошечной, они словно чувствовали себя хозяевами мира, владыками судеб и повелителями вселенной. Иногда они мерцали, падали вниз, обращались в хвостатые кометы или, приводя в недоумение трудолюбивых звездочетов, украшали небеса чудными сияющими всполохами.
Под этим ночным небом, по наезженному караванами южному тракту, во весь опор скакал всадник в шлеме и плаще; он тоже чувствовал себя едва ли не господином мира. Дело сделано, с торжеством размышлял этот беглец; осталось совсем немного, и он падет к стопам своего повелителя, с радостью и почтением передаст в его руки божественный талисман и примет награду - власть над войском… И пусть тогда аквилонская армия попробует раздавить Зингару! Пусть невежественный король-варвар поднимает своих рыцарей, своих стрелков, копейщиков и щитоносцев! Мощным ударом ответят зингарцы врагам, и никому не будет пощады! Впрочем, лучше напасть первыми… В самом деле, чего же ждать, если грозный талисман с ними?
Так размышлял беглец, летевший на добром скакуне мимо первой заставы на южном тракте. Он мчался к излучине Хорота, где можно было переправиться на другой берег и скрыться в горах, либо продолжить путь на плоскодонной барже, что спускались вниз до самого речного устья и аргосской столицы Мессантии.
В ночной тишине всякий звук слышен издалека; вот и цокот копыт стражники заставы расслышали без труда и вышли сонные, зевая во весь рот, потягиваясь и с нарочитым равнодушием взирая на дорогу. Но у беглеца на запястье болтался бронзовый медальон с гравированным львом, обвязанный оранжево-красной ленточкой - знак королевского гостя, достопочтимого и неприкосновенного. Лишь только факелы осветили всадника, как стражи тотчас потеряли к нему интерес. Так же позевывая и лениво переговариваясь, они удалились в каменную башенку на обочине дороги.