Сердце Аримана
Шрифт:
– А бежал почему?
– Решил отвезти туда камень - большой рубин, точь в точь как Сердце Аримана. Подделка, я думаю. Зингарец, само собой, поумней койфита, но и ему не забраться в сокровищницу. Однако хотелось бы я знать, где он раздобыл такой прекрасный самоцвет!
– Сирам проведает, - сказал король.
– Ты передал ему камень?
– Да. Вместе с голым зингарцем.
– Вместе с зингарцем… - задумчиво повторил Конан.
– А вот Минь Сао шемит сегодня не дождется! Ты уже знаешь?..
– Альбан рассказал. Прежде, чем зайти к тебе, государь, я осмотрел покои кхитайца. Ну и смрад! Хуже, чем в клетке с шакалами!
Они
– Странное дело, клянусь Кромом!
– Странное, - подтвердил Паллантид.
– Колдовское, а?
– Колдовское!
– Разберется ли с ним шемит?
Капитан Черных Драконов пожал плечами.
– Не знаю, владыка. Но времени этот Сирам не теряет; его люди уже копаются в дворцовом саду, под окнами послов, ищут что-то под розовыми кустами. Садовник с помощниками чуть не полез с ними в драку, да стражи остановили.
– Пусть ищут! Проследи, чтоб им не мешали, и отправь к Сираму гонца - надо передать, что кхитаец у него не появится. Ни сегодня, ни завтра, никогда! А вскоре я сам к нему приеду. Утром!
– Можно успеть и нынешним вечером, - заметил Паллантид.
– Вечером я буду занят. Иди!
Когда начальник стражи покинул оружейную, Конан поднялся, ударил в бронзовый доспех и велел мгновенно появившемуся Дамиуну принести шерстяной плащ, простую тунику и полотняные штаны. Затем старый слуга помог ему переодеться, застегнуть пояс с кинжалом, мечом и кошельком, расправить плащ на могучих плечах. Отпустив его, Конан вышел в коридор и направился к покоям королевы.
Зенобия сидела перед большим офирским зеркалом; две хорошенькие служанки вертелись вокруг, расчесывая ее прекрасные шелковистые локоны. Король шевельнул бровью, и обе девушки исчезли, как листья, подхваченные порывом ветерка. Он склонился над супругой, вдохнул аромат ее волос и кожи, коснулся виска губами.
– Ты странно одет, мой повелитель, - рука Зенобии легла на грубую ткань плаща.
– Пойду в город. Нужно кое с кем потолковать. Но ты меня жди! Этой ночью я буду в твоей постели.
– Как всегда?
– Как всегда.
Они улыбнулись друг другу, словно два заговорщика, и на душе у Конана стало легче. Воистину женщины созданы Митрой на радость и утешение мужчинам!
– Куда ты идешь?
– спросила королева.
– Я выполнил первый твой совет - нашел человека, хитроумного и сноровистого, который взялся разыскать талисман. Теперь выполню второй.
– Ты говорил об этом искуснике-шемите, я помню… Но кажется, мой владыка, других советов я тебе не давала. Только найти умельца, подобного этому Сираму.
– Кром! Женщина, ты забываешь собственные слова!
– Он с притворной строгостью потрепал ее по точеному алебастровому плечу.
– А Хадрат? Мы ведь еще толковали о Хадрате!
– Это была твоя мысль, и я лишь сказала, что считаю ее разумной. Но что случилось? Почему ты не отправился в храм Асуры вчера или позавчера?
– Я думал, что дело обойдется без чар и колдовства. Но…
– Но?
– повторила Зенобия.
– Погиб один из чужеземцев - Минь Сао, посланник. И умер он непростой смертью, моя красавица! Не знаю, связано ли это с талисманом… не знаю, чего искал кхитаец и что творил он в своих покоях… и не ведаю, распутает ли сей клубок шемит… Так что я решил, что пришла пора повидать Хадрата.
– Он предан и верен тебе. И он искусен в том, что для людей обычных - тайна и божественный секрет… - Королева, поймав руку Конана, прижала
– Так что, мой повелитель, пусть ищет шемит, и пусть ищет жрец Асуры, каждый - своим способом и своим путем. Я уверена, что кто-то из них добьется успеха и возвратит талисман!
– Да, я помню, - сказал Конан, направляясь к двери.
– Я помню, ты говорила о своих добрых предчувствиях.
Зенобия глядела ему вслед, и на пороге он невольно обернулся.
– Ты дала мне два совета, милая. Не хочешь одарить еще одним?
– Каким же?
– Каким хочешь.
С алых губ Зенобии вспорхнула улыбка.
– Будь осторожен, мой повелитель.
– Теперь я стал осторожным, - буркнул Конан.
– Теперь, когда у меня есть жена и сын.
Близился вечер, и в Тарантии стало тише. Вместе с солнечным светом постепенно таял и растворялся дневной гам: призывные крики уличных торговцев, визг мальчишек, игравших в догонялки, топот конских копыт и протяжные стоны верблюдов, свист и грохот колотушек городских стражей, объезжавших свои кварталы, брань и смех, звон железа и скрип телег. Казалось, все громкие звуки переместились с улиц и площадей в кабаки и таверны, на постоялые дворы и в веселые дома, где гибкие невольницы услаждали тарантийцев и заезжих гостей плясками, песнями и собственной плотью. Во всех этих заведениях к вечеру становилось так людно и шумно, что и на расстоянии вытянутой руки трудно было расслышать соседа. Пиво тут лилось реками, вино струилось ручьями, затевались шумные разговоры, а то и драки; хитрецы обыгрывали в кости простаков, а те, чтоб утешиться, спускали последние монеты за кувшин кислятины.
Тарантия была городом большим и богатым, с широкими улицами и просторными площадями, с базарами и лавками, в которых шла бойкая торговля, с портовым кварталом, выходившим к полноводному Хороту, с речной гаванью и пирсами, где покачивались на мелких волнах плоскодонные торговые баржи и лодки рыбаков. Но хватало в столице и узких переулков, темных тупиков, подозрительных развалин, сточных канав и свалок - особенно в древней части города, где стоял храм Митры Тарантийского и высилась мрачная Железная Башня. Она торчала в отдалении от городской цитадели и казарм, рядом с площадью, местом казней; и со всех сторон ее окружал лабиринт узких темных улочек и старых домишек, принадлежавших простому люду - горшечникам и стеклодувам, кузнецам и плотникам, носильщикам и бродячим торговцам, каменщикам и грузчикам. За ними, ближе к городским вратам, селились погонщики и караванщики, а к северу от них, около гавани, обитали рыбаки, наемные гребцы и прочие тарантийские жители, кормившиеся от речных щедрот. В каждом из этих кварталов имелись свои питейные заведения и свои способы поразвлечься; и Конан, не в пример прежним аквилонским королям, знал их как свои пять пальцев.
Что же касается Железной Башни, вотчины мастера Хриса, то она, в сущности, была целым замком, выстроенным в незапамятную старину из огромных камней, скрепленных скобами из черного железа. В давние времена эта цитадель играла роль крепости, последнего прибежища, возведенного на тот случай, если враг прорвется за городские стены. Но теперь в ее подземельях и многочисленных камерах сидели узники, отбывавшие наказание или ждавшие справедливого королевского суда; и, сколь бы много их не собиралось, в Железной Башне хватало места для всех.