Сердце бездны
Шрифт:
Командор не смотрела на Игоря. Незачем. Она уже встречалась с такими страшненькими способностями и знала, что надо делать.
Пилот не чувствовал, как вокруг него сжималось облако из полей. Оно принимало все более сложную, тонкую структуру… Вот оно уже генерирует энергию и самое себя… Все!
Теперь любой импульс смерти, посланный подсознанием Игоря, отразится от структур этого поля и поразит только свой источник. И эту структуру уже невозможно отделить от организма — она «пропитала» его, «срослась» с ним, стала так же неотъемлема, как сердце, — и даже еще неотьемлемее.
Озр попутно попыталась прозондировать
«Главное, что его физиологические силы и скорость реакций остались без изменения — то есть он по-прежнему не опасен. Пусть пытается натворить что угодно. Это теперь самая меньшая из всех проблем». [56]
Заночевали в лесу. В темноте шевелилось, шипело, рыкало. Разожгли костер но его пламя было почти стерильно белым и горело слишком благопристойно: над ним не вилось ни одной искры. Слабый дымок с резким, непонятным запахом аккуратно плыл вверх, к ветвям. И такой же тихой, осторожной оказалась и сама ночь.
56
Подобное поле блокирует только Посылки Смерти, но не может помешать своему носителю выстрелить из оружия, задушить голыми руками и т. д.
Пищевых таблеток хватало еще на неделю, но Озр предложила постепенно переходить на местную еду. Артур вздохнул, но не смог спорить с явной целесообразностью. Хотя добровольно принять внутрь хоть часть этой планеты… Командор сорвала с ветвей несколько мнущихся, очень эластичных плодов. Они казались сделанными из розоватой резины, но анализатор гарантировал их неядовитость. Вкус оказался кисловатым — ничего неприятного, но и ничего хорошего. Правда, после пищевых таблеток и высококалорийных хлорелл-продуктов было диковато есть что-то в таких больших объемах. Игорь молчал, как сломанный коммутатор, и посылал нескончаемые мысленные проклятия: судьбе, фруктам — но не себе. Всерьез ругать себя было вне его правил.
Потом — еще один день ходьбы, еще одна ночь и еще один костер. Лес казался безбрежным, а дорога — нелепой, никуда не ведущей. Вернее, эти эмоции мучили землян — а Озр просто ждала дальнейшего.
Глава 5. Тени разных сортов — это одна тень
Сегодня голубоватое солнце припекало сильнее обычного, и плотная полотняная куртка была совсем некстати. Но снять ее нельзя — получишь взбучку за неприличный вид. И Аурн, набросив на голову вышитый платок, маялся под больным, низким и толстоствольным деревом. Непонятно, почему хозяин его не срубит — ведь больное тянет болезни. Но тем не менее тень была хороша — так и хотелось заснуть в ней…
По новеньким деревянным плиткам, уложенным на дворе геометрическим рисунком, прошла босая хозяйка — платье из тяжелого черного шелка волочилось по высохшим деревяшкам, шуршало. Аурн спрятал зевок. Промчалось самое отвратительное создание богов — ученик Ав. На этот раз он был занят — волочил в тростниковом коробе, тщательно оклеенном корой липучки, какую-то мерзость. Наверняка это сырье для лекарств…
Потом и Аурн, и сторожевые змеи в сарайчике чуть не задохнулись от благовоний — прибыла очередная пациентка. Казалось,
Наконец двор опустел. Зато появился жаркий, сухой ветер, он жадно выпивал воду из всего живого. Его прислала близкая пустыня, по которой не решается пройти ни один купец, все предпочитают обход… Воровато оглянувшись, Аурн скучающей походкой прошел в угол двора, туда, где тот соединялся с садиком. Еще раз оглянулся, присел перед ветвями старого аро, свешивающимися, через низенький тростниковый заборчик. Быстро прокусил горьковатую, липнущую к зубам кожицу листа, чуть не захлебываясь, торопливо высосал вязкий, солоноватый сок. Лист немедленно опал и уже не окружал ветвь, как облако жемчужного шелка, а свисал с нее мокрой паутиной.
Пока Аурн возвращался под больное дерево, ученик Ав украдкой покинул свой наблюдательный пост в сарае, заполненном высушенными шкурами, плодами и т. д. Стараясь не чихнуть от трухи и пыли, забившихся в нос, он помчался к лекарю Оруу.
Тот только что закончил прием толстой пациентки, вежливо раскланялся с ней и вышел на веранду, размышляя, стоит ли идти поспать. Но перед сном Оруу мог позволить себе реакцию на пациентку — символические плевки на чистые, недавно постеленные циновки, пинки по шелковым мешкам с сеном, на которых так приятно лежать после обеда. Ав немного выждал и, кланяясь до пола, подсеменил к своему временно остановившемуся наставнику. С самым виноватым и возмущенным видом он зашептал на ухо лекарю…
Оруу, как дикая змея, метнулся к хлысту, понесся во двор.
Аурн мирно и довольно подремывал, сидя прямо в пыли. И удар был для него сюрпризом. Взвыв от боли, не успев ничего понять, охранник кубарем откатился в сторону — но это не помогло.
— Грязный паук! Я кормлю тебя, чтоб ты пьянствовал?! — Хлыст бил по спине и бокам с огромной скоростью. Легкий хмель мигом исчез, Аурн прятал лицо в землю, глотал горькую, режущую пыль, сдерживался, чтоб не завыть от боли и не заплакать. Наконец, последовала пара пинков в поясницу — впрочем, не особенно сильных. Звук быстро уходящих босых ног — Оруу все же решил добраться до спальни и отдохнуть.
Аурн, явственно чувствуя результат побоев, поднялся с преувеличенным трудом. Сел, положив подбородок на колени, и предался приятнейшим мечтам — как вечером, после возвращения в свою хижину, он до полусмерти изобьет жену и хорошенько испинает кого-либо из двух сынков… И куртку ведь порвал своей поркой, куртку, лекарь проклятый!!!
— Эй, ты. — Аурна тряхнули за плечо не очень сильно, но само безразличие этого прикосновения почему-то причинило резкую боль. Охранник, схватившись за кинжал в ножнах, рывком развернулся.
Рядом стоял человек неопределенного возраста и не запоминающейся внешности. Он был безлик, как безлика пыль, несущаяся из пустыни. Как только незнакомец убрал свою руку, горящее плечо сразу же успокоилось.
— Ты мне нужен. Я заплачу за работу.
Аурн попытался вытащить кинжал. Но рука не двигалась — совсем как в кошмарном сне.
— Я предан своему хозяину. — Охраннику было дико страшно.
— Скажи честно: «Меня изобьют из-за отлучки». Изобьют, конечно. — В голосе пришедшего была сухая, мертвенная веселость.