Сердце бури
Шрифт:
Впрочем, он наверняка и сам все понял. Палач Первого Ордена должен был знать о свойствах яда, которым его пичкали. Уж по крайней мере, больше, чем она, несведущая дуреха, которой потребовалось порядком перелопатить голонет, чтобы разобраться, в чем дело.
Бен немного свел брови, как будто старался что-то вспомнить.
— Сколько… прошло времени? — спросил он, задыхаясь.
Она поняла, о чем речь: сколько времени прошло между его побегом и тем, когда они с Люком его обнаружили.
Он догадывался, что
И все же Рей, немного подумав, ответила:
— Около трех суток.
От такого ответа ему стало тошно. Трое суток.
Ему понадобилось не больше минуты, чтобы произвести в уме тяжкие расчеты. Поначалу он мог продержаться с ядом в крови долго, иной раз больше недели. Но теперь его организм, порядком измотанный, едва ли протянул бы даже пару дней. Это приговор, осознал Бен. Смертный приговор.
— Как?.. — прошептали его губы.
Он смотрел на девушку, не отрываясь.
Рей узнала этот взгляд, этот немой вопрос. Точно так же она сама еще недавно глядела на Люка, когда осознала, что он сделал; и точно так же, в оцепенении ужаса, спросила: «Как?»
Бен понимал, что никак не мог остаться в живых. Уже к тому времени, когда он сумел дозваться Рей, счет шел, вероятно, на минуты. Силы его таяли, и тело почти утратило возможность двигаться. Но он был готов умереть, и не просил ничего другого. Только бежать — подальше от кошмаров Святилища, чтобы сохранить какие-то крохи рассудка. И, быть может, если повезет, увидеть ее в последний раз…
Произошло чудо? Но если и так, то это чудо — не из тех, что вызывают радость и благоговение.
Рей резко отвернулась, почувствовав, что ей вдруг перестало хватать воздуха. Широко открывая и закрывая рот, она схватилась за грудь, сжала ткань сорочки до немоты в пальцах. Жуткий и величественный образ вновь встал перед ее глазами: волна света, поглощающая тело мастера Скайуокера, его широко распахнутые глаза, его губы, до последнего продолжающие улыбаться…
Бен чувствовал ее смятение. Сила, окружающая их обоих, словно скатала их души в один кокон. Он не мог ощутить собственного тела, но понимал чувства этой девчонки, как свои.
Он молчал, неожиданно решив дать ей время, чтобы собраться с духом.
Наконец она вновь поглядела на него.
— Пожалуйста, — глухо взмолилась она. Ее губы и подбородок слегка подрагивали. — Пожалуйста, давай отложим… ты ранен, ты очень слаб. Сейчас не время. Прошу тебя, давай оставим этот разговор. Я все тебе расскажу. Потом. Немного… немного позже.
Она стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу и непроизвольно теребя край ворота сорочки.
Сорочки, почему-то кажущейся знакомой…
— Где ты ее взяла? — сурово спросил он, указав взглядом чуть пониже ее головы.
Рей изумленно оглядела себя,
— В твоих вещах.
— Где? — его голос стал ледяным.
— На «Нефритовой сабле».
Что-то в нем настороженно вздрогнуло.
— На «Сабле»?
— Да. Мы сейчас находимся на ее борту.
«На корабле Люка Скайуокера», — кажется, подумали они враз.
— Я хочу знать, что произошло. — В словах Бена было что-то, чему Рей не могла воспротивиться. Какая-то жуткая, непреодолимая справедливость, правомерность.
Как ни крути, он имел право знать, что произошло. Что Люк, которого тот искал долгие годы, чтобы убить, внезапно отдал за него жизнь, спас от смерти.
И все же, девушка молчала — упрямо, словно преступник на допросе. Она боялась, не ведая даже, как подобрать слова. И ей трудно было представить, каким потрясением обернется эта истина для Бена, который и вправду еще слишком слаб для такого рода разговоров.
Бархатные глаза яростно сощурились. Видя это, Рей внезапно подумала, что если бы Бен сейчас мог, он бы точно разнес все кругом.
— Немедленно! — взревел он, широко раздувая ноздри. — Я хочу знать, где он! Где Скайуокер?!
Сколько лет он ждал! Сколько лет стремился повстречаться с прежним учителем. И тогда, на Мустафаре, в последний миг перед тем, как потерять сознание, он неистово молил Силу о последней услуге — увидеть девушку и увидеть Люка Скайуокера.
Если Скайуокер тоже услышал его зов и явился на подмогу, тогда почему теперь прячется? Почему не покажется, почему не взглянет наконец в глаза бывшему ученику? Тому, которого подло использовал в своих целях долгие годы, а после продал врагу…
Затем, уже не соображая, что же он творит, раненый поднял взгляд выше и прокричал срывающимся голосом:
— Трус! Ничтожество! Где ты? Как смеешь прятаться от меня?! Как смеешь снова бежать? И это последний джедай, надежда старого ордена? Я ненавижу тебя, слышишь?! Ненавижу!..
Он не мог двигаться, иначе немедленно перевернул бы этот криффов драндулет вверх дном. Но кричать он еще мог — поэтому кричал, что есть мочи. Странные импульсы расходились от него, будто круги по воде. Сила все еще была в нем. Необузданная, стихийная, агрессивная. И сейчас она кипела от ярости и боли.
Вероятно, он прокричал бы еще много оскорблений, если бы девушка внезапно не остановила его. Она кошкой метнулась к Бену, обхватив одной рукой его плечо и грудь, а другой решительно зажав ему рот.
Рей испугалась несправедливости его слов; испугалась и того, как сам Бен будет мучительно стыдиться того, что говорил, когда узнает правду — а ведь рано или поздно он узнает. Но главное, она испугалась, что эта истерика лишит его тех немногих сил, поддерживанием которых она занималась все последние дни.