Сердце бури

Раэлана

Он быстро вышел на финишную прямую. И достиг финала, отчаянно хватая ртом воздух. Его голова бессильно откинулась назад, и горло судорожно исторгло протяжный крик счастливого изнеможения.

Его оргазм вихрем смел все границы. Боль и слабость окончательно смыла горячая волна, и она же уничтожила недоверие и всякую осторожность. Это и было тем самым, к чему Сила вела их обоих. Тяжело дыша, Рэкс смотрел на нее — и Рей знала, что он уже не сможет отвести взгляд, как бы ему того ни хотелось. Он был открыт, подчинен ее воле… нет, не ее. Сердца бури. Того, что было заведомо сильнее

их обоих.

Вскоре он и сам понял, что тут что-то не так. Он пытался вновь обрести контроль над собой, но что-то мешало ему собраться. Неведомая сила словно зажала его разум в кулаке.

Только секунду спустя он сообразил, в чем дело. Девчонка. Она использовала его и свое собственное возбуждение как оружие. Она заманила его в западню и овладела его рассудком. Он чувствовал, что его сознание угасает, отданное на милость этому опасному существу, полному непреодолимого очарования.

Случилось то, чего он опасался больше всего. Слабость Бена Соло стала его слабостью.

Не желая верить ужасной догадке, он забился, как рыбка, угодившая на крючок. Он пытался сопротивляться, пытался защитить свой разум — бесполезно. Она проникла в него слишком глубоко, чтобы можно было изгнать ее единым махом. Его лицо побледнело и перекосилось.

Наконец, исчерпав силы, он беспомощно обмяк, продолжая тонуть в коварном золоте этих глаз…

Рей не собиралась отпускать его, пока не выяснит то, что должна выяснить — немедленно, не сходя с этого места. Если только истинный Бен и вправду никуда не исчез, не растворился в небытии, не сгинул, поглощенный личностью Галлиуса Рэкса; если только он по-прежнему здесь, внутри, пусть даже это окажется всего-навсего одинокая, затравленная искорка сознания, — она, Рей, должна это выяснить. Должна помочь ему освободиться.

Она знала, что сегодня ей суждено пасть во Тьму. Отпустить наконец на волю ту самую бурю, которую она удерживала в себе долгие годы. Однако она по крайней мере падет не напрасно.

========== Глава XLV ==========

Поначалу Рей не ощутила ничего, кроме какой-то твердой холодной поверхности, на которой распласталось ее нагое, стремительно зябнущее тело. Еще недавно разгоряченное сексом, оно остывало, как кусок только что зажаренного мяса на снегу. Кожу покрывали крупные мурашки.

С трудом подавляя дрожь, Рей подтянула ноги к животу. Такую позу принимает человек, который инстинктивно пытается защититься — от боли, от холода, от излишнего внимания к себе. И от стыда. Если он совершил что-то такое, о чем не желает помнить, он сжимается в комок и закрывает голову руками, как будто это может оградить его от голоса собственной совести.

Так лежала и Рей. Одна ее ладонь прикрывала лоб, другая — висок и часть скулы. Из-под плотно сомкнутых век сочились слезы, и молодая женщина сама не решилась бы сказать, от чего она дрожит — от холода или от едва удерживаемых рыданий.

Ослепление миновало, и весь ужас ее недавнего поступка безжалостно ударил по ней, вызвав волну смятения, отвращения и горькой бессильной злобы.

Она искала своего мужа. Но переспала со злейшим врагом.

Она позволила личине обмануть себя.

Она отдала Рэксу

то, что исконно принадлежало Бену — и должно было принадлежать ему одному.

Она понимала, что никогда не простит себе этого. Что до конца дней при упоминании Маластара ее душу будет обжигать волнами стыда. Но чего она добилась этой ценой? Где ее победа? Где то направлявшее ее чувство, что она все делает правильно?

И где, хатт побери, находится она сама?

Эта последняя мысль послужила для нее толчком. Рей медленно открыла глаза.

Место, где она оказалась, было трудно описать языком обычных слов. Но если Бездна все же существует, если Хаос — это не просто часть страшных ситхских сказок, то Рей готова была поклясться, что очутилась именно там. Здесь царил полумрак, окутанный мутной сероватой дымкой, и странная пустота, посреди которой Рей чувствовала себя мошкой, затерянной в глубинах Вселенной. Кругом не было ни стен, ни потолка, ни пола — никаких ориентиров. Лишь та поверхность, где она лежала до сих пор, но и ее, эту поверхность, нельзя было разглядеть сквозь потные клубы тумана.

Рей медленно поднялась. Она не знала, куда идти, что делать, как выбраться из этой странной западни. Но одно, на ее взгляд, не подлежало сомнению — все-таки куда-то идти было нужно.

Словно пьяная, она побрела навстречу неизвестности, едва волоча ноги и утопая по колено в сероватом мареве. Ее руки безвольно повисли вдоль туловища.

Она пыталась восстановить в памяти последние события. Обманчивые слова Сноука. Его пошлая попытка притвориться Беном, на которую она, Рей, к своему стыду и ужасу, откликнулась с безумным рвением, хотя отлично сознавала, что он — не Бен и никогда не станет им. А потом… что-то подхватило ее, резко увлекая… куда? В глубины его разума. Пока он пронзал ее тело, она так же остервенело пронзала его сознание. Он проникал в нее — а она в него, хотя и то, и другое происходило как бы помимо них обоих.

Что ж, в этом была доля справедливости. Он получил свое, а она — свое. И каждый пожертвовал чем-то ради достижения цели.

Внезапно тишину разорвало нечто похожее на сдавленный стон. Рей резко обернулась, ища глазами источник звука. Там вдалеке сквозь туман проглядывались очертания чего-то белого. Расплывчатые контуры слабо напоминали человеческий силуэт.

Рей пошла туда, смутно понимая: другой подсказки, куда двигаться, у нее нет и, возможно, не будет. И потом, что бы ни означал этот стон, звучал он так, словно его издало живое существо. Значит, где-то посреди этого сюрреалистичного болота, возможно, есть еще кто-то живой. И он нуждается в помощи.

Постепенно белое пятно приобрело более явственные очертания человеческой фигуры. И вскоре Рей, приглядевшись получше, сумела различить ребенка, прикованного за руки к какому-то подобию стены.

Испуг, гнев, жалость, изумление в одночасье пронзили душу молодой женщины, заставив ее позабыть о собственных бедах. Вся дрожа, она бросилась на подмогу. И пока бежала, Рей старалась не упускать несчастного малыша из виду ни на мгновение, как будто один ее взгляд, одно только ее сострадание могли как-то облегчить его участь.