Сердце бури

Раэлана

Когда Рей вошла, он посмотрел на нее — и девушка вдруг поняла, что он впервые глядит на нее без враждебности, без вызова, без желания нагрубить. Даже линии его лица немного смягчились. Свет солнца, проникающий через иллюминатор, отражался в бархатных глазах юноши, заставляя их сверкать. Весь его вид как бы говорил: «Ты видела? Ты это видела?..»

Следующей мыслью Рей стала мысль совсем уж неожиданная. Стрелой пронесшаяся в сознании девушки: «А ведь он — красивый парень».

За последние несколько месяцев Рей почти забыла, как выглядит его лицо, показавшееся ей поначалу самым обычным, непримечательным, и сохранила в памяти только

глаза. Изумительные, темные, глубокие. Единственная черта, которая удержала ее внимание, когда темный рыцарь впервые снял перед нею маску. Но сейчас это лицо глядело на нее — такое живое, смущенное, полное робкого трепета. В этот момент не только его глаза, но и все лицо было очаровательно — настолько, что даже худоба и глубокий шрам, оставленный ее рукой, не могли испортить этого странного, всеобъемлющего очарования.

Рей мало понимала в мужской красоте. Она редко обращала внимание на молодых людей, тем более, что среди мусорщиков — исхудавших, пропахших песком и потом — глядеть, собственно, было и не на кого, а приезжие не задерживались надолго. Наконец, небольшое приключение с дружком констебля Зувио заставило некоторые естественные желания подрастающей женщины стыдливо и испуганно умолкнуть. И сейчас, размышляя о красоте Бена, девушка вряд ли имела в виду какую-то осязаемую физическую привлекательность. Скорее приятное сочетание на его лице материнской миловидности, волевых отцовских черт и… еще чего-то. Какой-то особой ясности, какого-то почти ревностного благородства и вместе с этим странной, еще юношеской наивности.

Только теперь Рей полноценно осознала, насколько справедливо прозвище, данное маленькой оборванкой с Джакку своему молодому знакомому с «Нефритовой сабли». Его лицо и вправду могло бы принадлежать принцу из далекого, светлого мира, где полно зелени и океанов — мира, о котором Рей столько грезила в детстве.

Она улыбнулась ему, как бы говоря: «Да, да, я тоже видела!» Случившееся — никакой не сон, не обман разума. Надежда и вправду есть. Провидение не совсем ополчилось на него и, вероятно, еще может дать второй шанс.

Вот только что делать с этой надеждой, пока не знали ни он, ни она.

— Не волнуйся, — прошептала Рей, уверенная, впрочем, что Бен ее услышит. — Видишь, как все удачно складывается! Теперь главное — дождаться помощи. Твоя мать обязательно что-нибудь придумает. Она не оставит тебя…

Бен ничего не ответил.

***

К вечеру следующего дня он окончательно оттаял и, хоть и мрачно, сквозь зубы, но все же ответил на вновь поступившее предложение поесть, если Рей обещает ему повторить свою песню: «По рукам». Его раздражение угасло, словно пламя, лишенное воздуха. Юноша, наконец, понял, что ему нечего противопоставить ее напору.

Девушка не без торжества (по крайней мере, ей удалось хоть в чем-то одержать верх) попросила Трипио разогреть бульон, который должен был оставаться еще пригодным.

Дроид направился выполнять поручение.

Возвратившись несколько минут спустя, он передал уже знакомую миску вместе с пластиковой ложкой в руки Рей.

Трипио помог Бену приподняться и подложил ему под спину еще одну подушку — так, чтобы тот мог находиться в сидячем положении. А девушка, присев на край койки и поставив миску себе на колени, приступила к делу. Осторожными и обстоятельными движениями она зачерпывала наваристую, пахучую жижу и медленно подносила ложку к губам Бена, который, весь красный от стыда, тем не менее, оставался верен своему

обещанию и ел с положенным усердием, хотя надо признать, без особого аппетита. Раз от разу Рей промакивала ему рот салфеткой, отчего юноша краснел и смущался еще больше.

Кормить с ложки некогда могучего и ужасающего рыцаря Рен было занятием до того необычным, что в какой-то момент Рей не сумела сдержать легкого смешка.

— Не смей надо мной смеяться! — тут же вскипел Бен.

Бывают такие случаи, когда смущение в человеческой душе идет рука об руку с яростью и обидой. Чем больше молодой человек стеснялся своего беспомощного положения — тем больше он злился.

Но вдруг он сделал то, чего никак от себя не ожидал. Улыбка показалась на его губах, прогоняя ненастье. Бен сам рассмеялся. Вопреки обиде и стыду; вопреки неизвестности и страху.

Поистине, нет в мире вещи мудрее, чем смех! Всем известно: если не можешь преодолеть обстоятельства, то всегда остается возможность, по крайней мере, обсмеять их, чтобы хоть как-то поднять себе настроение и облегчить свое существование. Нынешний смех Бена — хриплый, равный, такой непривычный, — был смехом безысходности, однако звучал на удивление непринужденно и даже забавно.

Рей, которая уже устала сдерживаться, увидела, что он смеется, и сама расхохоталась во всю силу. Так продолжалось несколько минут. Ее звонкий, с задорными переливами, смех сливался с его смехом в единую мелодию необъяснимого, но все же искреннего и кажущегося почти естественным веселья.

Прежде Рей уже успела осознать, что Бен Соло хорош собой. В эти же мгновения она осознала, к тому же, что юноша поразительно похож на Хана.

Сходство между отцом и сыном было не столь явным. Но вместе с тем довольно сильным, — а если приглядеться, так и вовсе поразительно сильным. Как духи — набор запахов, где лишь один аромат является основным; сердцевиной для всего букета. Изначально скрытый за другими, более яркими и приметными запахами, он не столь заметен; но когда эти прочие запахи начинают выветриваться, именно сердцевина, основа выходит на передний план. Так и Бен. Материнские черты его облика поначалу проступали куда четче, но стоило вглядеться немного — и становилось видно, что самое важное и очаровательное — улыбку, жесты, богатство мимики — этот парень унаследовал все же от отца.

Рей скормила ему еще несколько ложек, после чего возвратила миску дроиду, сказав, что на первый раз, пожалуй, достаточно. Увы, она была знакома с голодом слишком близко, чтобы знать все грани его коварства. Ей случалось видеть, как люди, голодавшие слишком долго, потом набрасывались на еду, не зная меры, и тогда пища становилась для них ядом.

— Теперь, может наконец сделаешь то, что я просил? — спросил юноша с явным нетерпением. Он сделал все, что она хотела, хоть и совершенно без удовольствия — так почему он теперь должен самостоятельно напоминать этой девице об ее обещании?

— Что ж, ладно.

Рей замолчала на мгновение, чтобы собраться с мыслями — и начала петь.

Начала — и сразу поняла, что наступил ее черед смущаться. Почему-то теперь, не посреди темного безумия штормовой ночи, а днем, при ясном солнечном свете, собственное пение казалось ей еще более тихим и жалким. Она то и дело опускала глаза, стараясь не думать о том, что спотыкается и фальшивит на каждой ноте.

Однако Бен не стал высмеивать ее скудные вокальные данные, и даже не обратил никакого внимания на этот недостаток.