Сердце Черной Мадонны
Шрифт:
Бабушка недоумевала, как такой ласковый и примерный внук может быть столь злым и жестоким. Себастьян и сам не мог объяснить своих действий, дома он был в гармонии с собой, но стоило ему покинуть квартиру, как всюду ему виделась угроза. Врач объяснял это душевной травмой, полученной в детстве (что и говорить, не каждый собственными глазами видел, как погибают его родители), но вылечить мальчика до конца не смог.
В пятнадцать Себастьян уже мог себя контролировать, у него даже завелись приятели и любимая преподавательница. Учился он по-прежнему плохо, но не из-за неспособности к наукам, а из-за рассеянности и привычки уходить в себя. Восемь классов он окончил
На стройке поначалу юноша был подмастерьем, а чаще таскал мужикам из магазина водку. В восемнадцать его забрали в армию, но комиссовали через год, и он вернулся на стройку. В двадцать лет Себастьян был высоким и фигуристым парнем, тело его покрылось загаром, волосы выгорели до пшеничного цвета. В красавца он, конечно, не превратился, но теперь на него начали обращать внимание девушки. Ко всему прочему общение с разбитными работягами пошло ему на пользу: теперь он не выходил из себя по пустякам, не испытывал ненависти ко всему свету и даже иногда улыбался. В двадцать один он стал каменщиком и с удивлением обнаружил, что ему нравится его занятие: никто не мешает думать и результат труда виден сразу. В том же возрасте он впервые открыл для себя секс. Произошло это довольно обыденно – в подсобке, на грязных фуфайках, его соблазнила крановщица. Занятие ему понравилось, крановщица – нет: толстая, грудастая, пахнущая потом. Себастьян и не знал, что она от него тоже была не в восторге, просто мужики попросили ее лишить парня девственности, что она и сделала по дружбе и доброте душевной.
Вскоре заболела бабушка. У нее обнаружилась катаракта, и зрение ухудшалось день ото дня. Старушка теперь не выходила из дома, передвигалась по квартире ощупью и единственное, что делала, так это готовила еду для своего любимого внучка. Себастьян ухаживал за бабулей, водил за ручку гулять, штопал ей носки, стирал. Когда же зрение почти пропало, решил заработать денег на операцию. Ему говорили, что она стоит дорого и может не помочь, но он стоял на своем – бабушка будет видеть. Парень стал работать по семнадцать часов в сутки, экономить. Он бы и занял нужную сумму, да не у кого было.
Теперь добывание денег превратилось для него в смысл жизни, именно из-за них он и полез тогда на высоту. Раньше он избегал работ на внешней стене, никогда не стоял на краю, не смотрел вниз, занимался только кладкой внутренних перегородок, но однажды согласился. На стройке был аврал, работы велись и ночью, но хоть ночные смены оплачивались по двойному тарифу, желающих было немного: слишком велик риск задремать и свалиться со стены либо покалечиться в темноте.
Себастьян не задремал, ни за что не зацепился, не оступился и не попал ногой меж досок, он просто посмотрел вниз. А что было потом, не мог вспомнить. Ни полета, ни падения. Только приближающиеся, расплывающиеся и тающие огни. Все. Затем чернота.
Очнулся парень в больнице. Оказалось, что упал он с высоты пяти этажей, но не только не умер, но и не покалечился серьезно. Были сломаны обе руки и пара ребер, на спине, на обеих лопатках, две симметричные рваные раны – на него упала деревянная балка с гвоздями. Вот, пожалуй, и все повреждения на теле. Зато лицо пострадало гораздо сильнее – приземлился Себастьян на кучу песка, который натаскали
По прошествии двух месяцев раны зажили, зубы были вставлены искусственные, однако память к парню не вернулась. Он смотрел семейные фотографии, слушал бабушкины рассказы, но так и не вспомнил своих родителей, что было и к лучшему, потому что момент их гибели он тоже забыл. На стройку Себастьян не вернулся – руки его не слушались как раньше, другой работы не искал, жили вдвоем на скудные сбережения и бабушкину пенсию. Личной жизни у Себастьяна не было – он стыдился своего кривого носа, покрытого рубцами лица, вставных зубов. Да и кому он нужен без денег и со слепой бабкой на руках?
Все изменилось одним июльским вечером, в день его двадцатитрехлетия. Он шел из магазина с авоськой, пошаркивая стоптанными шлепками. Волосы, которые он отрастил, чтобы прикрыть оттопыренные уши, были затянуты в хвост, одет был в старые джинсы и линялую майку, но это тряпье не могло скрыть его великолепного тела и мощной жилистой шеи. Себастьян шел, помахивая сумкой, и не замечал, что за ним на тихой скорости следует белая иномарка, а женщина, сидящая за рулем, завороженно смотрит на его крепкие ягодицы, длинные ноги, широченные плечи. Потом машина прибавила скорость, обогнала парня, водительница высунулась из окна и скривилась от отвращения… Вместо столь же идеального, как тело, лица она увидела уродливую, всю в шрамах, кривоносую физиономию.
Себастьян женщину не заметил, он редко смотрел по сторонам. Так и шел себе дальше, погруженный в свои думы. Скользнул за угол, направился к дому. Неожиданно его окрикнули:
– Эй, парень, постой!
Он обернулся. К нему спешила женщина средних лет.
– Вы меня?
Себастьян был очень удивлен. С тех пор как лицо его стало похоже на наскоро заштопанный носок, его не окликали на улице представительницы слабого пола.
– Меня зовут Светлана, – заговорила незнакомка, – я управляющая ночным клубом «Стальной бизон». Не слышали?
– Нет.
– Я хотела бы предложить вам работу.
– Местным пугалом?
– Нет, стриптизером.
– Ха! – Себастьян развернулся, желая уйти, – решил, что его разыгрывают.
– Постойте. Неужели вам не нужны деньги?
– Конечно, нужны, но я вам не верю.
– Почему? Вот моя визитка, прочтите.
– Зачем я вам? Что во мне такого, что вы решили подойти ко мне на улице и пригласить на работу?
– У вас божественная фигура.
– У каждого атлета, пловца, культуриста фигура не хуже, но у них в отличие от меня не обезображено лицо. Отстаньте от меня.
– В вас есть грация. Я не могу объяснить, но в вашей походке, движениях есть нечто такое, что завораживает женщину. Поверьте, из вас можно сделать суперзвезду стриптиза.
– А на лицо вы мне наденете паранджу?
– Нет. Конечно, если бы вы были привлекательны, меня бы это устроило больше, но раз уж у вас шрамы, я придумала выход. Вы, наверное, знаете, что у мазохистов есть такой предмет униформы, как капюшон. Он черный, кожаный, с прорезями для глаз и рта. Вы могли бы закрыть лицо им – и шрамов не видно, и изюминку искать не надо. Вас как зовут?