Сердце Дракона. нейросеть в мире боевых искусств (главы 1-650)
Шрифт:
Рядом шел Хадар, довольный, будто кот наевшийся сметаны и закусивший жирной мышью. Позади плелся Койот. Он, тоже перебинтованный, тяжело опирался на костыль и подволакивал правую ногу.
– Нет, Северянин, – сказал он, усаживаясь на табурет и приставляя костыль к столику. – это сын простого пастуха.
– Которому сосватали дочь шамана или вождя?
Хадар, Койот и Ильмена переглянулись и едва не закатили глаза.
– Странный на севере живет народ, если делает разницу между детьми по их происхождением, – внезапно на чистом пустынном произнес вождь.
– Но раньше…
– Любой правитель, использующий на переговорах чужой язык, не уважает себя или своего народа, – довольно властно отрезал вождь. Что же, имел право. – сейчас же я больше не на переговорах. Я пришел проведать воина своего племени.
Своего племени… Хаджар не мог пошевелить головой и руками, почти ничего не чувствовал телом, но отчего-то не сомневался, что на шее у него вновь оказался железный ошейник.
Видимо правду говорят мудрецы. За злые дела платят кровью, но вдвойне судьба требует с тех, кто совершает дела добрые. Никакое добро не остается безнаказанным.
– Ах, ну да, – прикрыл глаза Хаджар. – я же проиграл…
– Действительно – странный народ на севере, – вздохнул вождь. – может ты бы и проиграл, если бы вы продолжили бой, но ты предпочел пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти ребенка моего племени. Ты, буквально, добровольно отдал жизнь моему племени. Что я буду за правитель, если одену рабский ошейник на человека, сделавшего подобное.
Хаджар открыл глаза и посмотрел на вождя. В его глазах он увидел отсвет уважения. Не глубоко, пусть поверхностного, сравнимого с заинтересованностью, но уважения. Не такого, какое получает сильный воин, а такое, какое даруют сильному человеку.
– Ты принес мне дар, Северянин и я этот дар принимаю.
Вождь подошел к ложу и снял с тюрбана кинжал. Он рассек им ладонь и осторожно приложил её к груди Хаджара.
– С этого дня ты часть нашей крови, а мы – твоей.
Глава 288
Никакой магии в себе жест вождя не нес. Кровь между ними единой не стала. Это был простой акт уважения и признания. Ну, насколько вообще слово “простой” может быть применимо к тому, когда в племя бедуинов берут даже не пустынника, а чужака. Того, чей цвет кожи не взращен с рождения знойным солнцем.
Последующие три дня компанию Хаджару составляла лишь Азрея. Больше в шатре кроме неразговорчивого старого лекаря никто не появлялся. Сам же лекарь, старик в одеждах столь же дорогих, как и на вожде, приходил только чтобы сменить повязки.
Постепенно силы к Хаджару возвращались. На третий день он уже жалел, что те красавицы, греющие его и постель, так больше и не пришли. Вечером того же дня вновь заглянули лица, помимо лекарского.
Койот принес костыли и пожал руку. Только сейчас Хаджар мог ответить на этот жест и без боли вытерпеть давление на свое предплечье. Тот же Койот помог Хаджару подняться с постели, нацепить легкий кафтан и встать на костыли.
На них Хаджар, кое-как, но все же самостоятельно, вышел за “стены” шатра. Распущенные длинные волосы, свисающие до лопаток, тут же завихрил веселый, прохладный ветер. На Мертвые Горы спускалась ночь. Уже зажглись кому-то нужные звезды, а солнце поспешно освободило сцену для полной луны.
В пустыне она выглядела необычайно большой и близкой.
Койот шел рядом с Хаджаром. Он пришел в себя намного быстрее – сказывалась разница между практикующим и истинным адептом. Способности к регенерации у последних явно находились за пределами возможностей Хаджара.
Бедуины явно готовились к празднику. Всюду висели глиняные горшки с прорезями со свечками внутри. Хаджар не знал каким образом, но свет из них лился разноцветный. Запах жаренного мяса и приправ бил в голову похлеще набатного колокола. Всюду звучал смех, люди танцевали. Полуобнаженные девушки крутились под ритмичную музыку, а юноши едва ли не воинственно били ладонями в барабаны.
Когда Хаджар шел к центру празднества, куда его пригласил вождь, то всюду встречал доброжелательные улыбки. Из тьмы выныривали счастливые люди и что-то шептали, дарили, а некоторые (в основном молодые девушки) целовали его в щеку или край губ.
Койот улыбался этому, здоровался с кем-то, кого-то обнимал и так же поспешно целовал. Все это резко контрастировало с тем, как еще совсем недавно племя встречало “чужаков”.
В центре лагеря в небо вился настоящий огненный столп. Огромный костер, жар от которого был настолько силен, что невозможно было подойти ближе, чем на десять метров. Люди сидели вокруг, кто-то танцевал в оранжевых отсветах на песке.
На своеобразном возвышении находился все тот же вождь в окружении своих ближайших людей. Рядом примостился Хадар с разведчиками. Судя по их пьяным лицам, они явно уже давно праздновали. Хаджар почему-то не сомневался, что теперь караван точно пропустят к оазису.
Завидев Хаджара и Койота, вождь слегка приподнялся над подушками и призывно помахал рукой. Когда Хаджар шел мимо рядов празднующих, многие салютовали ему на местный манер, кто-то просто улыбался.
Краем глаза, среди толпы незнакомых лиц, Хаджар увидел отчаянно машущего ему мальчишку. Хаджар не жалел о содеянном. Будь у него возможность – он бы сделал тоже самое.
Из-за его поединка не должны были страдать маленькие, глупые дети. Так что Хаджар просто кивнул ребенку и пошел дальше.
– Садись, Хаджар, – вождь слегка подвинулся на подушках.
Он не пытался помочь Хаджару опуститься, несмотря на то, что последний явно испытывал трудности. В противном случае вождь уронил бы честь и достоинство воина и мужчины, выставив его слабым и беспомощным. А ни слабость, ни беспомощность не приветствовались среди жестоких, но свободных племен бедуинов.
– Выпей нашего вина, – вождь взмахнул рукой и маленькая раба поднесла поднос с кувшином. – вечером отведай наших женщин.