Сердце Дракона. нейросеть в мире боевых искусств (главы 1-650)
Шрифт:
Спокойно поднимался меч Горного Ветра. Столь же спокойно закружился вихрь синей энергии с черными искрами внутри. Хаджар, вздохнув, вгляделся в кровавый разрез на груди Туркута.
И внезапно, как бы банально это не было (если верить балладам), его осенило. Раньше, он воспринимал меч лишь как оружие. Даже когда стал единым с ним и с миром, для него меч оставался способом одолеть противника. Убить. Победить. Пройти. Преодолеть. Превозмочь. И никогда – ничего более.
Но сейчас, в эти полгода, кто был единственным, кто никогда не подводил и всегда поддерживал.
Меч, в отличии от сабли, никогда не предназначался исключительно для сражений. Это способ выжить. Это верный товарищ. Последний друг. Даже когда все отвернуться от тебя. Единственное, самое надежное, преступное и неподкупное убежище.
Хаджар, замерев, посмотрел на меч в его руках. Или, будет вернее сказать, он посмотрел на продолжения себя, которое он держал в мозолистых ладонях.
Меч – это не полоска стали. Ведь все, что бы он не взял в руки, будет мечом. Ибо меч – это он…
В этот самый миг битва застыла. Каждый ощутил, как его кожу лизнула полоска холодной стали. Будто бы сотни ударов клинка рассекли облако песка, заставляя его развалиться на мириады песчинок и осесть на гребни барханов.
Вихрь силы вокруг Хадажра исчез. Он влился в его руки, влился в его меч, влился в него самого.
Многие, кто понимал, что происходит, искали глазами убежища, но понимали, что никак не успеют скрыться от взора мечника, сжимавшего клинок. Ведь, по легендам, на расстоянии в пятьдесят шагов нет ничего, что укрылось бы от удара Владеющего клинком.
А именно он – Владеющий, стоял перед ними. Израненный, с татуировками на руке, груди и спине. Ощущение “меча”, казалось, исходило из самой его сути. И в недрах синих глаз разъяренный дракон теперь танцевал именно вокруг него – меча.
Но мысли Хадажра летели дальше. Он не замечал ни остановившейся битвы, ни испуга в глазах Туркута. Он лишь смотрел в свое отражение на рукояти меча.
Если меч, это он сам, а сам он – меч, то какая разница кто именно сорвется с осенней ветки. Какая разница, кто именно из них станет осенним лицом. Ведь они сражались вместе. Ведь он сражался один. Хаджар Дархан. Меч.
– Осенний лист, – произнес Хаджар и исчез.
Когда же он появился, то, качаясь на ногах, едва не упал. Вонзив клинок в песок, он устоял на подгибающихся коленях.
Позади него стоял так ничего и не успевший разглядеть Туркут. Его тайная техника, огромная сабля созданная из света, потрескалась и разлетелась потоком искр.
Было видно, как офицер армии Солнцеликого хочет что-то произнести, но не может. Он потянулся куда-то только к ему ведомым далям, а затем упал. Отсеченная голова, на лице которой застыла маска ужаса и неверия, покатилась под откос. Фонтан крови брызнул к лазурному небу, а затем оросил и без того багровый песок.
Мгновение вокруг висела тяжелая тишина, а затем её разбил дикий крик:
– Он
И десяток солдат, а вовсе не разбойников, как теперь было понятно, рванули к Хаджару. Каждый из них находился на стадии Трансформации Пробужденного Духа. Свежие, почти не участвовавшие в битве, они уже начали подготавливать свои лучшие убийственные техники, но…
Глаза Хаджара сверкнули. Вокруг него по песку расползлись глубокие порезы, а меч размазался в полете. В один слитных взмах слился десяток стремительных рубящих и секущих ударов.
Десяток призрачных драконов, плывущих про бритвенно острым потокам ветра, пронеслись по воздуху. Столько же окровавленных тел, разрубленных и рассеченных, упали на песок.
Караванщики встретили это победным кличем, а нападающие, едва ли не синхронно развернулись к, по их мнению, самому опасному противнику. Хадажр, оборванный и израненный, стоял среди груды тел.
По-щиколотку в крови, с не двигающимися руками и ногами, он, тем не менее, выглядел свирепее и опаснее самого дикого хищника.
Он бы взревел и поднял клинок, будь у него силы. Но их не было.
– Не так быстро, – прошелестел сухой, старческий голос.
Рядом возник Рахаим. По одному его жесту в небо взвились сотни белых жгутов. Солдаты, пронзенные ими, один за одним начали падать на землю. С улюлюканьем, заменявшим им боевой клич, на обездвиженных и лишенных силы нападающих набросились воины Харада.
Шакар и Шакх не отставали. Десятками они выкашивали разбойников, не способных оказать сопротивление.
Эйнен, каждый удар которого оборачивался теневыми обезьянами, останавливал тех, до кого жуткая техника Рахаима не дотянулась.
Старик, не обращая внимания на происходящее, повернулся к Хаджару. В его глазах впервые прочитались теплота и, даже, некоторая забота.
– Ты хорошо постарался, Северенян, теперь все зак…
С громким хрустом грудь Рахаима пронзили два кинжала. Кинжала, не узнать которые было невозможно.
– А я уж думала, ты и не высунешься, старик.
Рахаим, глаза которого стеклянели, обернулся, чтобы увидеть Ильмену. Вот только лицо последней стремительно изменялось. Кости пузырились кипящей водой, кожа темнела, глаза меняли разрез и цвет. Вскоре вместо Ильмены на песке стояла совсем другая девушка. И если “первая любовь” Шакха была похожа на дикую, но кошку, то это была самая настоящая пантера.
Незнакомка сорвала с уха серьгу и тут же Хадажру стало труднее дышать. По нему ударила безконтрольная сила Рыцаря Духа.
– Ты, – только и произнес Рахаим, перед тем как упасть на песок.
Инстинктивно он попытался ухватиться и повалил за собой Хаджара.
– Как это мило, – произнес совсем незнакомый голос. – укрытый варваром старик… стоит рассказать отцу – он посмеется.
– Дядя Хаджар! – раздался тихий плач.
Хаджар с трудом поднял глаза и увидел, как незнакомка крепко держит за руку залитую слезами маленькую Серу. Та тянула руки, ноу Хаджара не было сил даже чтобы прошептать: “Не трогай её!”.