Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Пихтовой просекой и сторожкой.
Мой совенок, подожди немножко,
Гости близко: роза и луна,
Старомодно томна и бледна!
1932 или 1933
493
Мы старее стали на пятнадцать
Ржавых осеней, вороньих зим,
А давно ль метелило в Нарым
Нашу юность от домашних пятниц?
Обнищали липы за окном!
На
Мыши бы теперь да вьюга —
Вышла б философия досуга.
За годами грамотным я стал
10 И бубню Верлена по-французски.
Только жаворонок белорусский
С легковейной ласточкой калужской
Перстнем стали, где смежил опал
Воды бледные у бледных скал.
Где же петухи на полотенцах,
Идолище-самовар?!
«Ах, вы сени» обернулись в бар,
Жигули, лазурный Светлояр
Ходят, неприкаянные, в немцах!
20 А в решетчатых кленовых сенцах,
Как судьба, поет стальной комар.
Про него не будет послесловья,—
Есть комарье жало, боль и зуд.
Я не сталь, а хвойный изумруд,
Из березовой коры сосуд,
Налитый густой мужицкой кровью,
И, по пяди косы, Парасковью
На базар не вывожу, как плут!
Ах, она болезная, родная,
30 Ста пятидесяти мильонов мать,
Про нее не хватит рассказать
Ни степей моздокских, ни Китая.
Только травы северного мая
Знают девичью любовь и стать.
Я — Прасковьин сын, из всех любимый,
С лебединым выводком в зрачках,
С заячьей порошей в волосах,
Правлю первопуток в сталь и дымы,
Кто допрежде, принимайте Клима,
40 Я — Прасковьин сын, цветок озимый!
Голос мой — с купавой можжевель,
Я резной, мудреный журавель,
На заедку поклевал Верлена,
Мылил перья океанской пеной,
Подивись же на меня, Европа,—
Я кошница с перлами Антропа!
Мы моложе стали на пятнадцать
Ярых осеней, каленых зим
И румяным листопадом чтим
50 Деда снежного, глухой Нарым,
С
1932 или 1933
494
Кому бы сказку рассказать,
Как лось матерый жил в подвале,
Ведь прописным ославят вралей,
Что есть в Москве тайга и гать,
Где кедры осыпают шишки —
Смолистые лешачьи пышки!
Заря полощет рушники
В дремотной заводи строки,
Что есть стихи — лосиный мык,
10 Гусиный перелетный крик;
Чернильница — раздолье совам,
Страницы с запахом ольховым,
И всё, как сказка на Гранатном?
В пути житейском необъятном
Я лось, забредший через гать,
В подвал горбатый умирать.
Как тяжело ресницам хвойным,
Звериным легким — вьюгам знойным —
Дышать мокрицами и прелью!
20 Уснуть бы под вотяцкой елью,
Сугроб пушистый — одеяло,
Чтобы не чуять над подвалом
Глухих вестей — ворон носатых,—
Что не купаются закаты
В родимой Оби стадом лис,
И на Печоре вечер сиз,
Но берега пронзили сваи,
Калина не венчает в мае
Березку с розовым купалой,
30 По тундре дымной и проталой
Не серебрится лосий след,
Что пали дебри; брынский дед
По лапти пилами обрезан.
И от свирепого железа
В метель горящих чернолесий
Бегут медвежьи, рысьи веси.
И град из рудых глухарей,
Кряквы, стрельчатых дупелей
Лесные кости кровью мочит!..
40 Кому же сивый клады прочит,
Напевом золотит копыта,
Когда черемуха убита —
Сестра душистая, чьи пальцы
Брыкастым и комолым мальцем
Его поили зельем мая?!..
От лесоруба убегая,
Березка в горностайной шубке
Ломает руки на порубке,
Одна меж омертвелых пней...
50 И я один, в рогожу дней