Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Никогда, может быть, не было такого возвеличения начала женского, идеи женской — церковью, философией, бытом хитро сведенной к метафизическому и всякому "приложению" мужчины. В этой мужицкой, хлыстовской, глубоко русской концепции впервые женщина возносилась в единицу самостоятельной ценности как мать. Прочие все — дамы, розы, мистика, дева — отметается как баловство. <...>
Окончил Микула стихи свои плача» (Форш О. Сумасшедший Корабль: Роман; Рассказы. Л., 1988. С. 141). Отклики на поэму были немногочисленны и поверхностны. «Критики моей поэмы "Мать-Суббота", — отмечал Клюев, — указывают на умность этого произведения, противопоставляя ей "глуповатую поэзию" как подлинную. Конечно, если считать поэзией увядающие розы, луну и гитару, то мои критики правы.
Мой же мир: Китеж подводный, там всё по-другому. Рассказывая про тайны этого мира, я со страхом и трепетом разгребаю словесные груды, выбирая самые точные образы и слова для выявления поддонной народной правды. Ни убавить, ни прибавить словесной точности я не дерзаю, считаю за грех. Самоцветный поддонный ум может быть судим только всенебесным собором.
"Мать-Суббота" — избяной Экклезиаст, Евангелие хлеба, где Лик Сына
513. В кн.: Костер. Ленинградский Союз поэтов. Л., 1927. Черновой автограф — ГЛМ. Авторизованная машинопись — ИРЛИ, с подзаголовком «Былая Русь», с вар. ст. 38 «Пасти табуны во лесах», ст. 55 «Только слаще в блинах да алажках», ст. 121 «В оранжевом сарафане», подпись: Николай Клюев. 1 окт. 1927 г. в ленинградском Геологическом комитете состоялся литературный вечер, на котором Клюев выступил с чтением поэмы «Заозерье». Свое выступление он предварил словами: «Сквозь бесформенные видения настоящего я ввожу вас в светлый чарующий мир Заозерья, где люди и твари проходят круг своего земного бытия под могущественным и благодатным наитием существа с "окуньим плеском в глазах" — отца Алексея, каких видели и знали Саровские леса, темные дубы Месопотамии и подземные храмы Сиама.
Если средиземные арфы звучат в тысячелетиях и песни маленькой занесенной снегом Норвегии на крыльях полярных чаек разносятся по всему миру, то почему должен умолкнуть навсегда берестяный Сирин Скифии?
Правда, существует утверждение, что русский Сирин насмерть простужен от железного сквозняка, который вот уже третье столетие дует из пресловутого окна, прорубленного в Европу.
Да... Но наряду с этим существует утверждение в нас, русских художниках, что только под смуглым солнцем Сиама и Месопотамии и исцелится его словесное сердце» (ИРЛИ. Р. 1. Оп. 12. № 681. Л. 146 об.). Саровские леса — см. примеч. 211 (Са-ров). Месопотамия — см. примеч. 425. Сиам — см. примеч. 402. Егорьев день — см. примеч. 193. Поморское письмо — см. примеч. 390. Гостомысл — см. примеч. 409. Купальница Аграфе-на — день св. Агриппины или Аграфёны 23 июня (6 июля), канун Ивана Купалы. В этот день топили бани, застилали пол травой и цветами. Парились веником из травы богородской, папоротника, иван-да-марьи, ромашки, лютика, полыни, мяты пахучей. Начиналось купание в водоемах. Илья — см. примеч. 222. Федо-сья-колосовица, колосница — день св. мученицы Феодосии, ко дню ее памяти 29 мая (И июня) начинает колоситься рожь. Медост — см. примеч. 189. Фрол и Лавр — см. примеч. 512. Никон (в миру Никита Минов, 1605—1681) — патриарх русской церкви, проводник церковной реформы, приведшей к расколу. Ревнители древнего благочестия считают его предтечею антихриста, дьяволом. Колядный пост — пост накануне Рождества. Сиам — см. примеч. 402. Христос воскресе из мертвых, Смертию смерть поправ — цитата из тропаря во Святую и Великую неделю Пасхи. Поэма, как и №№ 514, 515, датируется 1926 г.: текст чернового автографа находится вместе с автографом части текста «Плача о Сергее Есенине» и имеет общую дату: июль 1926. Кроме этого, в заметке «Здоровье Клюева» (КрГ. 1926, 20 сент.
514. КрГ. 1926, 29 дек. Веч. вып., отрывки ст. 1—20, 184— 208, с примеч. редакции: «Полностью поэма выходит отдельной книжкой в изд. "Прибой" со вступительной статьей П. Н. Медведева».
– - В кн.: Клюев Н., Медведев П. Н. Сергей Есенин. Л., 1927. Черновой автограф — ГЛМ, под загл. «Песня о родине», ст. 209—243. Беловой автограф — ИРЛИ, без второго эпиграфа, отрывок ст. 1—30. Уход Есенина из жизни глубоко потряс Клюева. И в «Плаче», по словам Базанова, поэт «выплакал всё, что накопилось у него на душе» (Базанов В. Г. С родного берега: О поэзии Николая Клюева. С. 188). Свой «Плач» Клюев читал близким, исполнял на вечере, посвященном Есенину. Об одном из выступлений поэта рассказывает Ольга Форш: «Он вышел с правом, властно, как поцелуйный брат, пестун и учитель. Поклонился публике земно — так дьяк в опере кланяется Годунову. Выпрямился и слегка вперед выдвинул лицо с защуренными на миг глазами. Лицо уже было овеяно собранной песенной силой. Вдруг Микула распахнул веки и без ошибки, как разящую стрелу, пустил голос.
Он разделил помин души на две части. В первой его встреча юноши-поэта, во второй — измена этого юноши пестуну и старшему брату и себе самому.
Голосом, уветливым до сладости, матерью, вышедшей за околицу встретить долгожданного сына, сказал он свое известное о том, как
С Рязанских полей коловратовых Вдруг забрезжил конопле вый свет. Ждали хама, глупца непотребного, В спинжаке, с кулаками в арбуз, Даль повыслала отрока вербного, С голоском слаще девичьих бус.
Еще под обаянием этой песенной нежности были люди, как вдруг он шагнул ближе к рампе, подобрался, как тигр для прыжка, и зашипел язвительно, с таким древним, накопленным ядом, что сделалось жутко.
Уже не было любящей, покрывающей слабости матери, отец-колдун пытал жестоко, как тот, в "Страшной мести", Катеринину душу за то, что не послушала его слов. Не послушала, и вот — ...На том ли дворе, на большом рундуке, Под заклятою черной матицей, Молодой детинушка себя сразил...
Никто не уловил перехода, когда он, сделав еще один мелкий шажок вперед, стал говорить уже не свои, а стихи того поэта, ушедшего. <...> Микула опять ударил земно поклон, рукой тронув паркет эстрады, и вышел торжественно в лекторскую. Его спросили:
— Как могли вы...
И вдруг по глазам, поголубевшим, как у врубелевского Пана, увиделось, что он человеческого языка и чувств не знает вовсе и не поймет произведенного впечатления. Он действовал в каком-то одному ему внятном, собственном праве.
— По-мя-нуть захотелось, — сказал он по-бабьи, с растяжкой. — Я ведь плачу о нем. Почто не слушал меня? Жил бы! И ведь знал я, что так-то он кончит. В последний раз виделись, знал — это прощальный час. Смотрю, чернота уж всего облепила...
— Зачем же вы оставили его одного? Тут-то вам и не отходить.
— Много раньше увещал, — неохотно пояснил он. — Да разве он слушался? Ругался. А уж если весь черный, так мудрому отойти. Не то на меня самого чернота его перекинуться может! Когда суд над человеком свершается, в него мешаться нельзя. Я домой пошел. Не спал, ведь, — плакал» (Форш О. Сумасшедший Корабль: Роман; Рассказы. С. 130—132). К тому роковому вечеру Клюев возвращался неоднократно. 28 мая 1927 г. Миро-любов в своей записной книжке оставил такую запись: «Был в Царск<ом> — Детск<ом Селе>. Раз<умник> рассказывал, как Ес<енин> за 2 ч<аса> до самоуб<ийства> просил приведенного им к себе Кл<юева> остаться у него ночевать хоть одну эту ночь. Кл<юев> отказался и ушел и Ес<енин> покончил с собой. <...> Всё это, т. е. как проведен был последний веч<ер>
Есениным, рассказал ему сам Кл<юев>. — "Я у него не остался, но целую ночь молился за него", — сказал Кл<юев>» (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1, № 7. Л. 34). «В последний вечер, — говорил Клюев Архипову, — перед смертью Есенин сказал: "Ведь все твои стихи знаю наизусть; вот даже в последнем моем стихотворении есть твое: «Деревья съехались, как всадники» (ИРЛИ. Р. 1. Оп. 12. № 681. Л. 140 об.). Первый эпиграф — неточная цитата из четвертой новгородской летописи: «...младая моя память железом погыбает и тонкое тело мое увядает» (Поли. собр. русских летописей. СПб., 1841. Т. 3. IV. Новгородские летописи. С. 32—33). Василько или Василий (1209—1238) — князь ростовский, сын Константина Всеволодовича, великого князя владимирского. На р. Сити был пленен татарами, горько оплакивал свою судьбу, отказывался принимать их пищу и отверг предложение воевать вместе с ними. Был убит татарами. Память 4(17) марта. Второй эпиграф — четверостишье Клюева. Помяни, чертушко, Есенина — по христианскому обычаю, самоубийство считается тяжким грехом. Наложивших на себя руки не отпевают и не поминают в церкви. Пришел ты из Рязани — Есенин родился в селе Константинов© Рязанской губ. Платочком бухарским — шелковые ткани из Бухары славились яркими расцветками. Ни крестом от нее, ни пестом — видоизмененная русская поговорка. Медост — см. примеч. 189. Влас — см. примеч. 184. Отцвела моя белая липа... Отзвенел соловьиный рассвет — цитаты из ст-ния С. А. Есенина «Этой грусти теперь не рассыпать...» (1924). Михаил Тверской — вероятно, имеется в виду Михаил Александрович (1333—1399) — великий князь тверской, которые вел безуспешную борьбу за великое княжество владимирское, но победить московского князя не смог, постригся в монахи Спасо-Преображенского собора в Твери, где и погребен. Иуда — см. примеч. 265. В малиновой шапке Кубань. Верх меховой кубанской казачьей папахи из малинового сукна. Афон — гористый п-в в Греции, часто называемый «гора Афон», «святая гора». Здесь находится несколько православных м-рей. Саров — см. примеч. 211. Царь-колокол — памятник русского литейного искусства XVIII в., установлен в Московском Кремле. Снафи-да — персонаж пинежских старин или былин «Цюрильё-игуменье» и «Чурильё-игуменьё». Поморье — см. примеч. 253. Егорий — см. примеч. 193. Рона — р. в Швейцарии и Франции. О датировке см. примеч. 513. Положено на музыку В. И. Панченко «Успокоение».