Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Поиграть не долог срок!..
Придорожную калинушку
Топчут пеший и ездок.
110. Свадебная
Ты, судинушка — чужая сторона,
Что свекровьими попреками красна,
Стань-ка городом, дорогой столбовой,
Краснорядною торговой слободой!
Было б друженьке где волю волевать,
В сарафане-разгуляне
Краснорядцев с ума-разума сводить,
Развеселой слобожанкою прослыть,
Перемочь невыносимую тоску —
Подариться нелюбиму муженьку!
Муж повышпилит булавочки с косы,
Не помилует девической красы,
Сгонит с облика белила и сурьму,
Не обряжет в расписную бахрому.
Станет друженька преклонливей травы,
Не услышит человеческой молвы,
Только благовест учует поутру
Перехожую волынку ввечеру.
<1912>
111
Без посохов, без злата
Мы двинулися в путь.
Пустыня мглой объята,
Нам негде отдохнуть.
Здесь воины погибли,
Лежат булат, щиты...
Пред нами вечных библий
Развернуты листы.
В божественные строки,
Дрожа, вникаем мы,
Слагаем, одиноки,
Орлиные псалмы.
О, кто поймет, услышит
Псалмов высокий лад?
А где-то росно дышит
Черемуховый сад.
За створчатою рамой
Малиновый платок, —
Туда ведет нас прямо
Тысячелетний рок.
Пахнуло смольным медом
С березовых лядин...
Из нас с Садко-народом
Не сгинет ни один.
У Садко — самогуды,
Стозвонная молва;
У нас — стихи-причуды,
Заморские слова.
У Садко — цвет-призорник,
Жар-птица, синь-туман;
У нас — плакун-терновник
И кровь гвоздинных ран.
Пустыня на утрате,
Пора исчислить путь,
У Садко в красной хате
От
<1912>
112
Я — мраморный ангел на старом погосте,
Где схимницы-ели да никлый плакун,
Крылом осеняю трухлявые кости,
Подножья ответренный ржавый чугун,
В руке моей лира, и бренные гости
Уснули под отзвуки каменных струн.
И многие годы, судьбы непреклонней,
Блюду я забвение, сны и гроба.
Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,
Чем осенью трав золотая мольба...
Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,
Как буря в ущелье, таится труба!
<1912>
ИЗ. Святая быль
Солетали ко мне други-воины
С братолюбным уветом да ласкою,
Приносили гостинцы небесные,
Воду, хлеб, виноградье Адамово,
Благовестное ветвие раево.
Вопрошали меня гости-воины:
«Ты ответствуй, скажи, добрый молодец,
Отчего ты душою кручинишься,
Как под вихорем ель, клонишь голову?
10 Износилось ли платье стожарное,
Загусел ли венец зарнокованный
Али звездные перстни осыпались,
Али райская песня не ладится?»
Я на спрос огнекрылым ответствовал:
«Ай же, други — небесные витязи,
Мое платье — заря, венец — радуга,
Перстни — звезды, а песня, что вихори,
Камню, травке и зверю утешные;
Я кручинюсь, сумлююсь я, друженьки,
20 По земле святорусския — матери:
На нее века я с небес взирал,
К ней звездою слетев, человеком стал;
Двадцать белых зим, вёсен, осеней
Я дышу земным бренным воздухом,
Вижу гор алтарь, степь-кадильницу,
Бор — притин молитв, дум убежище, —
Всем по духу брат, с человеками
Разошелся я жизнью внутренней...
Святорусский люд темен разумом,
30 Страшен косностью, лют обычаем;
Он на зелен бор топоры вострит,
Замуруд степей губит полымем.
Перед сильным — червь, он про слабого
За сивухи ковш яму выроет,
Он на цвет полей тучей хмурится,
На красу небес не оглянется...»
Опустив мечи и скрестив крыла,
Мой навет друзья чутко слушали.