Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Испуская смрад и дым,
Всадник-Смерть гнался за мною,
Вдруг провеяло над ним
Вихрем с серой проливною.
С высоты дохнул огонь,
Меч, исторгнутый из ножен, —
И отпрянул Смерти конь,
Перед Господом ничтожен.
Как росу с попутных трав,
Плоть томленья отряхнула,
И
В бесконечность заглянула.
С той поры не наугад
Я иду путем спасенья,
И вослед мне: «Свят, свят, свят», —
Шепчут камни и растенья.
<1911>
84
Я пришел к тебе убогий,
Из отшельничьих пустынь,
От родимого порога
Пилигрима не отринь.
Слышишь, пеною студеной
Море мечет в берега...
Приюти от ночи темной,
Обогрей у очага.
Мой грозою сорван парус
И челнок пучиной взят, —
Отложи на время гарус,
Подыми от прялки взгляд...
Расскажи про край родимый,
Хорошо ль живется в нем,
Всё лежит он недвижимый
Под туманом и дождем?
Как и прежде, мглой повиты,
В брызгах пенистых валов,
Плачут серые граниты
У пустынных берегов?
Если «да» в ответ услышу
Роковое от тебя,—
Гробовую буду нишу
Я готовить для себя.
Если ж «нет»... Рокочет злая
Непогода без конца.
Ты молчишь, не подымая
Бездыханного лица.
К заповедному приходу
Роковое допряла
И орлиную свободу
Раньше родины нашла.
<1911>
85
В Моем раю обитель есть,
Как день, лазурно-беспотемна,
Где лезвия не точит месть,
Где не выносят трупов волны.
За непреклонные врата
Лишь тот из смертных проникает,
На ком голгофского креста
Печать высокая сияет.
Тому в обители Моей
Сторицей горести зачтутся,
И слезы выспренних очей
Для всезабвения утрутся.
Он не воротится
Нерукотворных сеней житель,
И за него, в тиши палат
Не раз содрбгнется мучитель.
<1911>
86
Я обещаю вам сады...
К. Бальмонт
Вы обещали нам сады
В краю улыбчиво-далеком,
Где снедь — волшебные плоды,
Живым питающие соком.
Вещали вы: «Далеких зла
Мы вас от горестей укроем,
И прокаженные тела
В ручьях целительных омоем».
На зов пошли: Чума, Увечье,
Убийство, Голод и Разврат,
С лица — вампиры, по наречью —
В глухом ущелье водопад.
За ними следом Страх тлетворный
С дырявой Бедностью пошли, —
И облетел ваш сад узорный,
Ручьи отравой потекли.
За пришлецами напоследок
Идем неведомые Мы, —
Наш аромат смолист и едок,
Мы освежительней зимы.
Вскормили нас ущелий недра,
Вспоил дождями небосклон,
Мы — валуны, седые кедры,
Лесных ключей и сосен звон.
<1911>
87
Отгул колоколов то полновесно-четкий,
То дробно-золотой, колдует и пьянит.
Кто этот, в стороне, величественно-кроткий,
В одежде пришлеца, отверженным стоит?
Его встречаю я во храме, на проселке,
По виду нищего, в лохмотьях и в пыли,
Дивясь на язвы рук, на жесткие иголки,
Что светлое чело короной оплели.
Ужели это Он? О сердце, бейся тише!
Твой трепетный восторг гордынею рожден;
По ком томишься ты, Тот в полумраке ниши,
Поруганный мертвец, ко древу пригвожден.
Бесчувственному чужд Пришелец величавый,
Служитель перед Ним тимьяна не курит,
И кутаясь во мглу, как исполин костлявый,
С дыханьем льдистым смерть Его очей бежит.
<1911>
88—89. Александру Блоку
1
Верить ли песням твоим —
Птицам морского рассвета, —