Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
В избу зазимки принес...
Нилу, седым океанам,
Устье — запечный Христос».
Кто несказанное чает,
Веря в тулупную мглу,
Тот наяву обретает
Индию в красном углу.
Между 1916 и 191
8253
Печные прибои пьянящи и гулки,
В
Как будто из тонкой серебряной тулки
В ковши звонкогорлые цедится квас.
В полях маета, многорукая жатва,
Соленая жажда и оводный пот.
Квасных перелесков свежительна дратва,
В них раковин влага, кувшинковый мед.
И мнится за печью седое Поморье,
Гусиные дали и просырь мереж...
А дед запевает о Храбром Егорье,
Склонив над иглой солодовую плешь.
Неспора починка, и стёг неуклюжий,
Да море незримое нудит иглу...
То Индия наша, таинственный ужин,
Звенящий потирами в красном углу.
Печные прибои баюкают сушу,
Смывая обиды и горестей след...
«В раю упокой Поликарпову душу», —
С лучом незабудковым шепчется дед.
Между 1916 и 191
8254
Под древними избами, в красном углу,
Находят распятье, алтын и иглу —
Мужицкие Веды: мы распяты все,
На жернове — мельник, косарь — на косе,
И куплены медью из оси земной,
Расшиты же звездно Господней иглой.
Мы — кречетов стая, жар-птицы, орлы,
Нам явственны бури и вздохи метлы: —
В метле есть душа — деревянный божок,
А в буре Илья — громогласный пророк...
У Божьей иглы не измерить ушка,
Мелькает лишь нить — огневая река...
Есть пламенный лев, он в мужицких крестцах,
И рык его чуется в ярых родах,
Когда роженичный заклятый пузырь
Мечом рассекает дитя-богатырь...
Есть черные дни — перелет воронят,
То Бог за шитьем оглянулся назад —
И в душу народа вонзилась игла...
Нас манят в зенит городов купола,
В коврижных поморьях звенящий баркас
Сулится отплыть в горностаевый сказ,
И нож семьянина, ковригу деля,
Как вал ударяет о грудь корабля.
Ломоть черносошный — то парус, то руль,
Но зубы, как чайки у Стёп и Акуль —
Слетятся к обломкам и правят пиры...
Мы сеем и жнем до урочной поры,
Пока не привел к пестрядным берегам
Крылатых баркасов нетленный Адам.
Между 1916 и 191
8255
Потные, предпахотные думы
На задворках бродят, гомонят...
Ввечеру
Множит сны — берестяные шумы.
Завтра вёдро... Солнышко впряглось
В золотую жертвенную соху.
За оконцем гряд парному вздоху
Вторит темень — пегоухий лось.
Господи, хоть раз бы довелось
Видеть лик твой, а не звездный коготь!
Мировое сердце — черный деготь
С каплей устьями слилось. —
И глядеться в океан алмазный
Наша радость, крепость и покой.
Божью помощь в поле, за сохой
Нам вещает муж благообразный,
Он приходит с белых полудён,
Весь в очах, как луг в медовой кашке...
Привкус моря в пахотной рубашке,
И в лаптях мозольный пенный звон.
Щаный сад весь в гнездах дум грачиных,
Древо Зла лишь призрачно голо.
И, как ясно-задремавшее стекло,
Жизнь и Смерть на папертях овинных.
256
Пушистые горностаевые зимы,
И осени глубокие, как схима.
На полатях трезво уловимы
Звезд гармошки и полет серафима.
Он повадился телке недужной
Приносить на копыто пластырь —
Всей хлевушки поводырь и пастырь
В ризе непорочно-жемчужной.
Телка ж бурая, с добрым носом,
И с молочным, младенческим взором...
Кружит врачеватель альбатросом
Над избой, над лысым косогором.
В теле буйство вешних перелесков:
Под ногтями птахи гнезда вьют,
В алой пене от сердечных плесков
Осетры янтарные снуют.
И на пупе, как на гребне хаты,
Белый аист, словно в свитке пан.
На рубахе же оазисы-заплаты,
Где опальный финик и шафран,
Где араб в шатре чернотканом,
Русских звезд познав глубину,
Славит думой, говором гортанным,