Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Ад зияет в гусаре и в патере,
Пусть же керженский ветер баюкает
Голубец над могилою матери.
Между 1916 и 191
8269
Я — древо, а сердце — дупло,
Где Сирина-птицы зимовье,
Поет он — и сени светло,
Умолкнет — заплачется кровью.
Пустынею глянет земля,
Золой —
И, умной листвой шевеля,
Я слушаю тяжкое донце, —
То смерть за кромешным станком
Вдевает в усновище пряжу,
Чтоб выткать карающий гром —
На грешные спины поклажу.
Бередят глухие листы, —
В них бцет, анчарные соки,
Но небо затеплит кресты —
Сыновности отблеск далекий.
И птица в сердечном дупле
Заквохчет, как дрозд на отлете,
О жертвенной, красной земле,
Где камни — взалкавшие плоти,
Где Музыка в струнном шатре
Томится печалью блаженной
О древе — глубинной заре,
С листвою яровчато-пенной.
Невеста, я древо твое,
В тени моей песни-олени;
Лишь браком святится жилье,
Где сиринный пух по колени.
Явися и в дебрях возляг,
Окутайся тайной громбвой,
Чтоб плод мой созрел и отмяк —
Микулово, бездное слово!
Между 1916 и 191
8270
Как гроб епископа, где ладан и парча
Полуистлевшие смешались с гнилью трупной,
Земные осени. Бурее кирпича
Осиновая глушь. Как склеп, ворам доступный,
Зияют небеса. Там муть, могильный сор,
И ветра-ключаря гнусавый разговор:
«Украден омофор, червонное кадило,
Навек осквернена святейшая могила:
Вот митра — грязи кус, лохмотья орлеца...»
Земные осени унылы без конца.
Они живой зарок, что мира пышный склеп
Раскраден будет весь и без замков и скреп
Лишь смерти-ключарю достанется в удел.
Дух взломщика, Господь, и туки наших тел
Смиряешь ты огнем и ранами войны,
Но струпья вновь мягчишь бальзамами весны,
Пугая осенью, как грозною вехбй,
На росстани миров, где сумрак гробовой!
Между 1916 и 191
8271
Счастье бывает и у кошки —
Котеночек — пух медовый,
Солнопёк в зализанной плошке,
Где
Радостью полнится и рябка —
Яйцом в пеклеванной соломе,
И веселым лаем Арапка
О своей конуре — песьем доме.
Горем седеет и муха —
Одиночкой за зимней рамой...
Песнописцу в буквенное брюхо
Низвергают воды Ганг и Кама.
И, внимая трубам вод всемирных,
Рад поэт словесной бурной пене,—
То прибой, поход на ювелирных
Мастерочков рифм — собак на сене.
«Гам, гам, гам»,— скулят газеты, книги,
Магазины Вольфа и Попова...
Нужны ль вам мои стихи-ковриги,
Фолиант сермяжный и сосновый?
Расцветает скука беленою
На страницах песьих, на мольбертах;
Зарождать жар-птицу, роха, сою
Я учусь у рябки, а не в Дерптах.
Нежит солнце киску и Арапку,
Прививает оспу умной твари;
Под лучами пучится, как шапка,
Мякоть мысли. Зреет гуд комарий.
Треснет тишь — булыжная скорлупка,
И стихи, как выводок фрегатов,
Вспенят глубь, где звукоцвета губка
Тянет стебель к радугам закатов...
Счастье быть коровой, мудрой кошкой,
В молоке ловить улыбки солнца...
Погрусти, мой друг, еще немножко
У земного тусклого оконца.
Между 1916 и 191
8272
Шепчутся тени-слепцы:
«Я от рожденья незрячий».
— «Я же ослепла в венцы,
В солнечный пир новобрачий».
«Дед мой — бродяга-фонарь,
Матерь же — искра-гулёха...»
— «Помню я сосен янтарь,
Росные утрени моха».
«Взломщик походку мне дал,
Висельник — шею цыплячью...»
Призраки, вас я не звал
Бить в колотушку ребячью!
Висельник, сядь на скамью,
Девушке место, где пряжа.
Молвите: в Божьем раю
Есть ли надпечная сажа?
Есть ли куриный Царьград,