Сердце и Думка
Шрифт:
— Ну, это только антифраза, а больше ничего; я докажу тебе это математически: минус на плюс дает минус, и плюс на минус дает минус; следовательно, положив, что плюс мужчина, а минус женщина, выйдет, что мужчина изменяется всегда, а женщина никогда.
— Не понимаю я этого, черт знает что!
— Как! математика черт знает что? то-то и беда, что вашу братью не учат математике: сколько теорем обратили бы вы без доказательств в аксиомы!
— Рассказывай! а я все-таки Зои не выдам замуж; поставлю ее во всей
— Конечно, очень необходимо! ну, проваливай.
— Проваливай.
Нелегкий и Ведьма расстались.
На другой день Наталья Ильинишна позвала Зою в свою комнату.
— Мой друг, — начала она, — обязанность родителей заботиться о счастии своих детей; мы, кажется, все исполнили в отношении тебя до сих пор…
— Я это чувствую и всегда буду чувствовать, — сказала Зоя.
— Дело не о том; я в твоем сердце уверена… Мы обязаны довершить наши заботы… Тебе уже на днях исполнится совершеннолетие… Общий удел женщин есть замужество…
— Как общий? стало быть, тетушка на восьмидесятом году должна выйти замуж? — спросила Зоя тоном неопытности.
— Нет, моя милая, это исключение.
— Всякий может попасть в исключение.
— Конечно; но гораздо лучше исполнить предназначение природы; каждая женщина создана для того, чтоб быть сперва доброй дочерью, потом доброй женой, а наконец, доброй матерью: потому-то мы и желаем выдать тебя замуж.
— Покорнейше вас благодарю! — произнесла почтительно Зоя.
— Разумеется, что мы выбираем мужа по твоему сердцу… Ты, верно догадаешься?
— Я не догадываюсь…
— Человека с званием, достойного во всех отношениях… словом, князя Юрия… Во-первых, по добрым отношениям наших семейств, а во-вторых, мы знаем, что вы привыкли друг к другу смолоду; и сверх того, заметили вашу взаимную привязанность.
— Я вполне полагаюсь на ваше замечание; что же касается до меня, то я не знаю его чувств в отношении меня.
— Будто он никогда не показывал тебе любви и ничего не говорил о своем намерении?
— Совершенно ничего.
— Тем и лучше: он желал получить сперва согласие родителей и потом уже открыться в любви дочери… это так следует… Сегодня он приедет к нам нарочно для этого; и потому ты приготовься, мой друг, принять от него предложение.
— Каким же образом мне приготовиться? я не знаю.
— Оденься понаряднее, будь развязнее, милее… Ты слишком сурова, Зоя.
— Зачем же мне казаться иначе, нежели какова я в самом деле?
— Это так водится, моя милая.
— А я думала, что это притворство… Я исполню ваше приказание.
— Смотри же, он будет к обеду… Да, мы решили, чтоб вы, объяснившись между собою, пришли к нам, а мы своим чередом и благословим вас.
Зоя потупила глаза в знак согласия на волю матери. Она пошла в свою комнату.
— Сегодня я невеста
И — Зоя рядится с необыкновенным вниманием. Ее уведомляют о приезде Юрия; ей докладывают, что кушанье уже на столе.
И вот она выходит, разодетая, как на бал, против обыкновения румянец пылает на ее щеках, взоры светятся, заманчивые взгляды на князя одушевлены разговорчивостию, любезностью, живостью; она весела против обыкновения, всему смеется.
— Эге, как обрадовалась Зоя замужеству! — говорит Роман Матвеевич жене на ухо.
— Не люблю я этой излишней радости! — говорит сердце матери.
А Юрий, читая во всей Зое явное согласие на союз с ним, предвкушает блаженство и нетерпеливо ожидает минуты окончательного объяснения.
Едва встали из-за стола, Зоя, как будто предупреждая желание князя, предложила ему идти в сад.
Быстро сбежала она с крыльца на террасу, с террасы в цветник и начала кружить по дорожкам и извилинам, набирая букет цветов.
Юрий едва успевает за ней следовать; он также сорвал несколько цветов.
— Не угодно ли вам? — сказал он ей, подавая цветы.
— Благодарю вас, оставьте для себя, у меня уже есть, — отвечала она с простодушною учтивостию, которая, однако же, никогда не нравится усердному предложению.
Князь Юрий поднес отверженные цветы к вспыхнувшему лицу своему.
Как вы скоро ходите! — сказал он ей, отстав немного.
— А вы уж устали? — спросила Зоя, прибавляя шагу.
— О, нет, — отвечал Юрий, догоняя ее.
Едва он стал приближаться к ней, она почти бегом пустилась по тропинке, под гору, поднялась на другую, потом опять с горы, снова на гору.
Лиманский не успевал за ней идти, ему надо было почти бежать.
— Вы устанете!.. это вредно после обеда!.. — говорил Юрий, приближаясь к Зое, когда она приостанавливалась.
— О, нет, я привыкла, я люблю скоро ходить, — отвечала Зоя, спускаясь под гору.
Зоя выбегала весь сад, перелетала с места на место, как мотылек; а Юрий догонял ее, как ребенок, только не смел ловить ее. Задыхаясь от усталости, он шел уже, отирая пот с лица.
Наконец, Зоя как будто сжалилась над ним, села.
— Вы очень устали, вы не привыкли скоро ходить… отдохните! — сказала она ему.
Юрий также присел подле нее; но лицо его горело от усталости, он едва переводил дух. Зоя молча перебирала цветы.
— Зоя Романовна… — начал Юрий, отдохнув несколько.
— Что? — спросила она отрывисто и вдруг, взглянув на него, захохотала и произнесла ядовито — Ах, боже мой, как вы жалки!
Юрий вспыхнул.
— Что ж вы находите во мне жалкого? — спросил он голосом обиженного.