Сердце и Думка
Шрифт:
— О, боже мой, боже мой! — повторяла Зоя, рыдая, — что я буду теперь делать?
— Полно, друг мой, мы найдем другого жениха почище князя!
— Другого? Бог знает, будет ли у меня биться сердце для другого! О, боже мой, боже мой!
— Ты сама не знаешь, что говоришь! Стоит только полюбить мужчину — сердце будет биться для каждого.
— Ах, нет, нет! я буду любить только его одного: у меня верное сердце.
— Это глупость с твоей стороны, Зоя! Где его теперь искать? мы не станем унижаться, упрашивать, чтоб женился… Да он и сам не так привязан
— Я не изменю ему!
— Измена только при взаимной любви бывает; а если он тебя не любит — ты свободна отдать свое сердце кому захочешь.
— Кому ж я его отдам? Оно меня измучает, оно изобьет мне всю грудь — ах!.. ой!.. ой!.. ой!..
— Полно, голубчик мой!
— Кому я отдам его?
— Успокойся, душенька!.. Кто понравится тебе, тому и отдай… мы противиться не будем…
— Ой! — вскрикнула еще раз Зоя, уходя вся в слезах в свою комнату.
— Послушай, друг мой, — сказала Наталья Ильинишна мужу, — Зою надо скорее выдать замуж!
— Что так приспичило? — спросил Роман Матвеевич.
— Она совсем одурела; сердце у ней так и хочет выпрыгнуть, так и заливается слезами; а это уж явный признак.
— Да это такой признак, который целый век у женщин продолжается!
— У тебя всё шутки!
— А если не шутить, так лечить от биения сердца.
— Лечить! ты вздумаешь лечить жажду лекарствами; а это та же жажда, только жажда любви.
Роман Матвеевич стал в тупик от этого счастливого сравнения.
— Однако ж, — сказал он, подумав немного, — я читал в газетах, что Московские воды помогают от биения сердца; следовательно, они утоляют и жажду любви.
Наталья Ильинишна, в свою очередь, задумалась; но потом решительно сказала, что она этому не верит, что надо быть малодушным, чтоб этому верить, что для девушки в 18 лет одно только лекарство— муж и что огня любви не заливают пожарной трубой.
Роман Матвеевич не знал, что сказать против этого, и сказал только:
— Где ж мы возьмем мужа для Зои?
— Какое отчаяние! — отвечала Наталья Ильинишна, — объяви только, что у Зои сто тысяч приданого; выставь тарелку с медом, мухи налетят.
— Скажи пожалоста! мужчины на свете как мухи к вам льнут! [95] А знаешь ли ты на это ответ: врете вы, шлюхи, мужчины не мухи!
Наталья Ильинишна плюнула и ушла.
— Ага! — сказал Роман Матвеевич торжественно.
В тот же день Полковник явился к Анне Тихоновне.
95
«Мужчины на свете как мухи к вам льнут…» — перефразированные (в оригинале: «к нам») куплеты из популярной оперы Н. Краснопольского «Днепровская русалка» (1803), переработки оперы Генслера и
— Что нового, Анна Тихоновна? — спросил он, входя и поправляя на шее орден.
— Браво, господин Полковник! это, кажется, у вас новость? Честь имею поздравить!
— Да-с, вчера только получил.
— Поздравляю! Вот теперь жених в форме; всякая невеста прельстится.
— Года через два следует мне и генеральский чин.
— Браво!
— Да это все не радует меня, без…
— Без Зои Романовны?
— Конечно; с Лиманским дела идут на лад; я слышал, что они уже обручены.
— Неужели?
— Да, я понадеялся на вас, Анна Тихоновна.
— И потеряли надежду?
— Разумеется: какая же еще надежда!
— Какие верные слухи до вас доходят! А если я скажу вам совсем иное? если князю отказано?
— Что вы говорите! неужели? Каким это образом?
— Про то я знаю.
— Неужели вы…
— Да кому же больше?..
— И просто отказали, без всяких церемоний?..
— Просто отказали, и он с отчаяния уехал.
— Уехал?.. Я был уверен, что есть какая-нибудь разница между полковым командиром и адъютантом.
— Не слишком воображайте! Без меня бы вы с своим командирством ничего не сделали!..
— Я совсем не то, Анна Тихоновна…
Полковник бросился целовать у ней руки, умолял, чтоб она сейчас же ехала просить позволения лично ему явиться в дом с предложением.
— Я отсюда не выйду, покуда вы не поедете! — повторил он.
Анна Тихоновна согласилась, наконец, и Полковник сам посадил ее в бричку на рессорах.
— С уговором, Полковник: ваша сваха в последний раз едет в бричке… Слышите ли?
— Я вам выпишу из Москвы маленькую колясочку, такую, как у меня.
— Нет-нет, выписывайте для себя; к свадьбе вам необходим новый экипаж; а старую свою променяйте мне на что-нибудь.
— Как только все уладится…
— Я не люблю журавлей в небе… и не сердите меня! я не люблю противоречий!
— Все будет по-вашему, — сказал Полковник, провожая ее.
Анна Тихоновна приехала с визитом к Наталье Ильинишне.
Между тем как они разговаривали, сперва о погоде, потом о варенье, потом о здоровье Зои, которая не являлась, потом о полковом ученье с музыкой и стрельбой, потом о Полковнике… Зоя сидела подле окна; но она уже сидела подле окна, выходящего не в сад, а на большую улицу. Зое было грустно: ей хотелось смотреть на проходящих людей.
— Какие все уроды ходят! ни одного порядочного человека! — сказала она с досадой, вставая с места. Вдруг кто-то, проходя мимо окна, поклонился ей.
— Кто такой? — подумала она, приотворив окно.
— Ах, это Поручик! — сказала она, преследуя его глазами.
Зою пришли звать в гостиную: приехала гостья, Анна Тихоновна, желает ее видеть.
— Ах, поди прочь! — отвечала она горничной. Пройдя довольное расстояние от окна, Поручик оглянулся, увидел Зою — еще раз оглянулся.
Зоя смотрела в ту сторону, куда он шел.